Запотевший штофик, и на закуску — сельдь

3 марта ему 97. Он импозантен, как прежде, отличается хорошей памятью. Он рад гостям, куртуазен, но без излишеств, в ресторане «для разгону» предложит сельдя (именно мужского рода) и, подняв быстро запотевающий граненый штофик, исполнит пожелание гостя: подаст хоть телятину «посуворовски», хоть потрошки в коньячном пламени.Пока ждете — рассмотрите шаржи Кукрыниксов. А если перепробуете все двенадцать сортов водки, то, не исключено, покажется, как к столу подсаживается гулявший тут Сергей Есенин, а то и бильярдист Вовка Маяковский. Тут возможно все. Дом журналиста в свои всего 97 — живее всех живых. Домжур, изначально Дом печати, открывали в 1920-м. На банкете пировали чаем без сахара и сельдем (отменным сельдем, говорил Маяковский!) с хлебом. В советские времена на пятьдесят копеек тут можно было гульнуть, а на рубль — достичь в загуле неких особых творческих высот. «В воскресенье пил в Домжуре — всю неделю все в ажуре». Примета времени. Проверено печенью. — А какие тут были бутерброды с заморской, кабачковой то есть, икрой и лучком сверху, м-м-м! — вспоминает Людмила Щербина, первый секретарь СЖ Москвы. М-м-м... Студенческих средств хватало не на многое, но на «приобщение» — вполне. А мимо мелькали лица легенд журналистики. Местные официантки знали всех по именам и любили, как детей. К незабвенному Александру Бовину, вспоминает Людмила Щербина, выходила Наташа. — Александревгенич? — Как обычно, Натулик, — кивал Бовин. И добавлял: — Для начала. И Натулик уплывала, чтобы вернуться обратно с цыпленком табака и бутылкой шампанского. Спущенные премии, братания, сплетни. Шальные гулянки, в которых зарождалось невероятное, крепкое журналистское братство. Великие и невеликие, оказавшись рядом за столом, говорили и спорили, и на следующий день рождались и падали на полосу тексты — звонкие, без шаблонов. «Старик, это гениа-а-ально!» — кричал ктото следующим вечером, и отличившийся — тот же великий репортер Гек Бочаров — подбрасывал в этот «костер» еще рубль, и пламя вечера разгоралось вновь. Местные стены помнят многое. Точнее — всех. Евтушенко в длинном модном плаще, Илью Эренбурга, Бориса Ефимова, Кольцова… Толпа «правдистов» и «известинцев», «комсомольцев» и выходцев из «Савраски» — «Советской России» — гудела, смешивалась и растворялась друг в друге. Драки в Домжуре случались реже, чем в Доме литераторов, но все же держать в узде собратьев по перу было трудно. С Лубянки за этим «гнездом» вольницы был пригляд, но вполсилы, и однажды директором Домжура назначили бывшего редактора «Советского флота» контр-адмирала Ивана Золина. Он приехал на новое место работы при регалиях, в шикарном мундире. У входа его остановил газетчик. — Швейцар, такси! Золин вспыхнул и отчеканил: — Я не швейцар! Я контр-адмирал! Газетчик был изумлен, минуту помолчал, но затем изрек: — Виноват, товарищ адмирал! Тогда попрошу катер! Никаких попыток обуздать беспокойных подопечных Золин не делал... …Эту и другие байки сегодня тщательно хранит Игорь Степанов, нынешний директор Домжура. Были у Домжура золотые времена, но Степанов верит — не все кончено. В Домжуре бурлит кровь и есть своя публика, журналисты, которые приходят на постоянные концерты, творческие встречи. Да, в 90-е Домжур потерял много. Тогда сюда принялись захаживать новые хозяева жизни, крутили ключи на пальце, блестели «голдой» на шее. Но прошло и это. Сегодня Домжур старательно возвращается… к самому себе. Степанов в силу творчества верит свято. А мы верим — вслед за ним. И то сказать — в 97 жизнь только начинается! И поэтому поднимаем тост — за тебя, Домжур! Ну, с днем рождения, под сельдя!