Георгий Тараторкин: «Все зависит от воспитания»
Это интервью, взятое в 2015 году перед премьерой спектакля Павла Хомского «Римская комедия», в котором свою последнюю роль — римского поэта Диона сыграл Георгий Тараторкин, не было опубликовано. Сегодня мы предлагаем его читателям «ВМ» в том виде, в котором оно было завизировано великим артистом.— Георгий Георгиевич, хочу признаться вам в любви. Еще девочкой увидела вас в роли Раскольникова в экранизации Льва Кулиджанова романа Достоевского и с тех пор жду каждой новой встречи с вами. Сегодня пересматривала «Преступление и наказание» и так страшно стало, когда вы замахиваетесь топором на старуху-процентщицу. Какие чувства вы испытывали, играя студента-убийцу? — Безусловно, проживание судьбы персонажа наполняется твоим сознанием, нервами, кровью, и происходит это через веру, фантазию, воображение. Искал в себе ту клеточку, из которой могло вырасти неприятие мира, идея Наполеона, с одной стороны, и при этом бесконечная и нежная любовь к матери и сестре, с другой. Съемки фильма шли два года, и за это время обнаруженная в себе клеточка стала доминирующей, доводящей меня до чувства персонажной правды. Это же счастье быть связанным продолжительное время с таким всеобъемлющим миром как Родион Раскольников. После выхода фильма на экран появилось чувство растерянности, опустошенности: «Чем же жить дальше?». И вдруг — предложение новой встречи с Родионом Романовичем уже здесь, в Москве — в театре Моссовета, в спектакле «Петербургские сновидения». Поразительно, как идеи, единожды рожденные гением Достоевского, трансформируется в изменяющемся мире. То, что казалось доминирующим — становится второстепенным, а то, что было второстепенным — оказывается главным. В театре имени Моссовета мы только что сыграли премьеру «Римская комедия», и те, кто видели этот спектакль, говорят, что были поражены тому, насколько пьеса Леонида Зорина, написанная 50 лет назад, созвучно времени сегодняшнему. Невольно задаешься вопросом: «Неужели мы ничему не учимся, если написанное полвека назад воспринимается как рожденное сегодня?». — Значит, со времен Римской империи (в пьесе Леонида Зорина показано правление Домициана – 81-96 годы) в корне ничего не меняется? — Может, не так быстро меняется то, что мы называем «временем», но «контексты» претерпевают стремительные изменения. И у Домициана, и у Диона есть слова, которые воспринимаются, как сегодняшние. Это признак серьезного произведения. В пьесе «Римская комедия» Леонид Генрихович Зорин оказался способен на некое прозрение. — Георгий Георгиевич, учитываете ли вкусы, пожелания публики, ради которой выходите на сцену? — Если думать о том, чего хочет зритель, особенно в нынешнем временном контексте, на мой взгляд, «можно закрывать лавочку». Не отрицаю, что зрительский мир — пестрый, но в определенные моменты, как мне видится, доминируют определенные настроения. Поэтому правильнее руководствоваться тем, что тревожит, волнует именно тебя, о чем бы ты хотел поведать, с чем не согласен. Очень часто человек, приходящий на спектакль, в обычной жизни не решается отстаивать свои взгляды, если они противоречат общепринятым. Он робеет, боясь быть непонятым, а, приходя в театр, обнаруживает: оказывается то, о чем он потаенно размышляет, волнует и других. В этом и состоит одно из главных чудес театра, когда самое тайное из глубин подсознания произносится вслух, при большом стечении народа. — Не секрет, что театр — сложный организм, с интригами, завистью, конкуренцией… Как вам удалось сохранить доброе имя, репутацию, честь и получать роли, за которые не стыдно? — Все зависит от изначального воспитания, от того момента, когда открывается представление о добре и зле. Конечно же, в таком городе как Ленинград, ты впитываешь особые представления о красоте, о противоречивости бытия и впервые за этой красотой видишь нечто мистическое. Если говорить серьезно о том, чем я занимаюсь столь продолжительное время, прежде всего, это встреча с моим Учителем Зиновием Яковлевичем Корогодским, который подарил мне то, что дороже всего на свете, — веру. Учитель в меня поверил, хотя особых оснований у него для этого не было. Зиновий Яковлевич был гениальным педагогом, который открывал нам, студентам — нас, и, в частности, мне — меня. — Вам тоже довелось быть мастером актерского курса…Без какого качества, умения артист не мыслим? — Тот, кто умел брать знания, оказывался в первых рядах. Угадать наличие индивидуальности, помочь индивидуальности раскрыться, встать на путь обретения, а путь этот бесконечный, оснастить профессиональными навыками и привить вакцину против всяческой пошлости, — вот задачи педагога. Дело артиста — публично, а это — великое искушение. — У вас есть все, что только можно пожелать творческому человеку — большая любовь, прекрасные дети, любимый театр, преданный зритель, уважение коллег…Возможно, вы знаете секрет счастливой и плодотворной жизни? — Рецептов на все случаи жизни нет. В профессии, на мой взгляд, многое зависит от того — насколько ты способен сохранить веру в то, во что единожды поверил. У моего Учителя Корогодского есть замечательная книга «Начало», в которой он говорит, почему так важно «начало». Правда, можно иметь «начало», но утратить с ним связь, даже освободиться от него. «Начало» вбирает в себя самые сокровенные, душевные, сердечные мотивы, и важно, чтобы с возрастом не было разрыва. — Георгий — очень красивое имя... — Знаете, с детства меня все зовут Юрой. Я привык. Но в не самые радостные моменты жизни невольно обращаешься к своему имени, напоминая: «Но ты же – Георгий, Победоносец!». ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ Актера Георгия Тараторкина проводили аплодисментами в последний путь В театре имени Моссовета состоялась церемония прощания с актером Георгием Тараторкиным. Продолжительные аплодисменты звучали в знак прощания с мастером. (далее...)
