Алексей Айги представит на Берлинале три фильма

В программе 67‑го Берлинского кинофестиваля, который открывается 9 февраля, участвуют сразу три картины (не российские), музыку к которым написал композитор, скрипач, руководитель ансамбля «4’33”» Алексей Айги. В спецпоказах заявлен «Молодой Карл Маркс» Рауля Пека (Франция—Германия—Бельгия). Неигровая картина того же Пека «Я вам не негр» (Франция—США) участвует в «Панораме». Она также выдвинута на соискание премии «Оскар» в номинации «Лучший документальный фильм». Рауль Пек — уроженец Гаити, в 90‑е годы был министром культуры своей страны. В основе его фильма незаконченный роман «Вспомни этот дом» темнокожего писателя Джеймса Болдуина. Третья картина Алексея Айги в берлинском списке — «Андрей — голос вина» Марка Челищева — актера, продюсера, режиссера и двоюродного правнука легендарного винодела. «Отец калифорнийских вин» Андрей Челищев после Октябрьской революции 1917 года уехал из России в Европу, а затем в США. Картина «Андрей — голос вина» включена в кулинарную программу Берлинале. После показа зрители попробуют блюда Себастьяна Франка — шеф-повара берлинского ресторана, увенчанного двумя звездами Мишлен. «Мысли режиссера никогда нельзя впрямую перевести в язык звуков» — Сразу два фильма из программы Берлинале сделаны одним режиссером, Раулем Пеком. Как вас свела судьба? — Рауль Пек много работает во Франции, я тоже. Там мы и познакомились. Он искал композитора на сериал «Школа власти» — о поколении политиков Олланда и Саркози. А я до этого работал с его другом и соавтором, очень известным сценаристом и режиссером Паскалем Боницером, работавшим с Андре Тешине, Жаком Риветтом. Паскаль меня и порекомендовал. Мы встретились c Раулем, поговорили и с тех пор работаем вместе уже на шестом фильме. Все его картины отличаются острой политической направленностью. — А живет он во Франции? — Скорее, неизвестно где. Он много ездит, снимает и в Америке, и в Европе. Пек — президент французской киношколы La Femis и, по-моему, первый иностранец, занявший этот пост за всю историю самой престижной французской киношколы. А подготовкой к фильму «Молодой Маркс» он был занят давно, много лет писал сценарий совместно с Паскалем Боницером. Потом долго искали финансирование, все как обычно. Фильм снимался на трех языках — французском, немецком, английском. И все актеры должны были свободно говорить на трех языках, как и их герои. Это копродукция Франции, Германии и Бельгии. Снималась картина в основном в Германии, немного во Франции и Бельгии. Главные роли сыграли немецкие актеры. — Аугуст Диль имеет отношение к Якобу Дилю, работавшему у Александра Миндадзе в картине «Милый Ханс, дорогой Петр»? — Это его родной брат. И он в Германии большая звезда. Снимался, кстати, у Тарантино в «Бесславных ублюдках». — «Я вам не негр» Пека попал в оскаровскую номинацию «Лучший документальный фильм». Это правозащитная картина о темнокожих? — Фильм основан на так и не дописанной книге Джеймса Болдуина о трех борцах за права чернокожих — Мартине Лютере Кинге, Малкольме Иксе и Медгаре Эверсе. И фильм, и книга затрагивают расовые проблемы Америки. На русском языке выходило очень мало: роман «Другая страна», что-то было издано еще в советское время. — Сэмюэл Л.Джексон произносит закадровый текст? — Да, он читает текст от автора. — А есть разница в работе композитора на игровом и документальном фильмах? Или это не имеет значения? — Принципиальной разницы нет. Существует изображение, и задача композитора — написать к нему музыку. В документальном кино, наверное, надо больше учитывать звук самого фильма. Документальные съемки имеют свой звук, обычно гораздо более шумно записанный, особенно это касается исторических документов. Ну и время, эпоху надо передавать более аккуратно. — Как вас судьба свела с Марком Челищевым? — Он приехал в Москву искать материалы о своем двоюродном деде, Андрее Челищеве, и попутно поинтересовался: «Кто тут у вас самый лучший композитор?» Мои друзья порекомендовали меня (смеется), и мы с Марком встретились. Но эта работа началась еще в 2013 году. Марк не успокоился на достигнутом, решил перемонтировать картину, попросил дописать музыку. Так что работу мы закончили только в ноябре 2016 года. — Вам дают полную свободу или же музыка в кино — прикладное дело, поскольку режиссер всему голова? — Если бы режиссер был всему голова, наверное, он бы сам сочинял музыку. Но ему зачем-то нужен человек, который это сделает за него. Мысли режиссера никогда нельзя впрямую перевести в язык звуков. Это всегда очень абстрактно, литературно; естественно, что это только попытка вдохновить композитора. С режиссерами взаимоотношения складываются по-разному. Кто-то дает полную свободу, кто-то скрупулезно объясняет, что ему конкретно нужно, и вмешивается в процесс написания музыки. Я не считаю свою работу прикладной. Это очень интересный вид творчества, а определенные рамки только помогают найти неожиданные идеи. Ну и благодаря разным задачам, возникающим в процессе создания фильма, я все время пишу новую для себя музыку. На «Орде» Андрея Прошкина, например, работал с экзотическими монгольскими инструментами, на картине «Я вам не негр» мы с группой «окунулись» в джазовое звучание. — Режиссеры, наверное, профаны в музыке? — Да бывают и композиторы — профаны в музыке. В российском кинематографе чего только не услышишь. Ничего нет страшного в том, что режиссеры и продюсеры в каких-то вещах не разбираются. Они и не обязаны быть знатоками в музыке. Важна общая культура, чтобы понимать, из чего, собственно, состоит работа композитора, и умение объяснить, какая нужна стилистика, может быть, сказать, какими инструментами хочется сыграть тему. Но иногда и этого не нужно. Важно знать, чего ты хочешь добиться, и композитор тебя поймет. — А почему вы постоянно работаете с Владимиром Хотиненко и Андреем Прошкиным, а теперь и с Раулем Пеком? — Самое простое объяснение — то, что я в первый раз хорошо сделал работу, и меня опять пригласили. Рауль Пек вообще не любит менять людей. Собрал команду и пытается делать все проекты с одними и теми же оператором, композитором, монтажером, которые его понимают и которым не надо все заново объяснять. С Владимиром Хотиненко у нас тоже хорошие отношения. Все дело в доверии. Он считает, что я и сам справлюсь, знаю, что лучше. С Андреем Прошкиным мы дружим, но каждый фильм — это борьба идей, столкновение композитора и режиссера. А уж что получится в итоге — сказать сложно. Будь то полная свобода или диктат режиссера — результат непредсказуем. «В Берлине я никогда не жил. Я живу в самолете» — Диапазон у вас международный. Чувствуете себя человеком Земли? — Я человек. А дальше… Мне интересно работать в разных странах и на разных языках. В России меня в последние два года мало приглашают работать в кино, что мне немного странно. А на Берлинском фестивале три фильма с моей музыкой и ни одного чисто российского фильма, к сожалению. Кстати, впервые в Берлине были представлены две картины с моим участием еще в 90‑е. Это были фильмы отца и сына Тодоровских: «Ретро втроем» в «Панораме» и «Страна глухих» в основном конкурсе. Почти двадцать лет назад. Сейчас похожая ситуация. — А вы сами-то живете в Москве или в Берлине? — В Берлине я никогда не жил. Я живу в самолете. Какое-то время я жил между Москвой и Францией. — Существует миф, что вы обосновались в Берлине. — Это не так. Во Франции долго жил и сейчас бываю там регулярно. — Музыка в кино не самое главное для вас? — Сложный вопрос. Я и просто музыку пишу, и выступаю, играю концерты постоянно. И пишу музыку для кино. Это две важные вещи, в чем-то связанные, а в чем-то нет. Я занимаюсь музыкой, а в каком виде она доходит до людей, не так важно. — Вы чувствуете конъюнктуру? Что от вас хотят получить? — Надеюсь, что хотят получить мою музыку. А конъюнктура в российском производстве грустная. Это копирование музыкальных американских образцов, вплоть до плагиата. — Часто отказываетесь от предложений, потому что они неинтересны? — Не могу сказать, что часто отказываю, хотя и такое бывает. В России почему-то сложилось мнение, что я пишу сложную авангардную музыку, и в то же время меня называют минималистом, все это как бы не для людей. А во Франции, наоборот, считают, что я мелодист, а сейчас все пишут по-другому. — На недавнем вручении кинопремии «Белый слон», когда мы вручали награду за лучшую музыку, кто-то выкрикнул из зала: «А где Айги? Почему его нет?» Привыкли, что почти всегда ваше имя среди номинантов. — Но у меня не было ни одного российского фильма в прошлом году, и в следующем, скорее всего, не будет. Нечего номинировать. Будет американский, но «слонов» и «орлов» за него не дадут. — Чем вы сегодня живете? — Я не задумываюсь о том, чем живу. У меня столько всяких дел: то концерт, то что-то надо написать по заказу или для себя. Сложно остановиться и сказать, чем я живу. Музыкой, наверное. — Понятно, что работа у вас творческая, но, когда ее много, наверное, вырабатывается автоматизм, а хочется чего-то недостижимого? — Да ничего я не хочу недостижимого. У меня все хорошо. Лишь бы было интересно, лишь бы хотелось играть, выступать и писать музыку. А если этого не будет, то нечего и хотеть. — В Берлин поедете? — Поеду. У меня только костюма нет. — Берлин не Канны. Все демократично. — Я был однажды на Берлинале. — С Тодоровскими? — Нет, в 90‑е сложно было ездить. Я приезжал на фестиваль в 2015 году, когда в «Панораме» у Рауля Пека был фильм «Убийство в Пако». Его показали и в Торонто. «Я вам не негр» тоже участвовал в фестивале в Торонто и даже получил там награду. Из двух зрительских призов — а других там нет — отметили игровую картину «Ла-Ла Лэнд» и нашу документальную. — На «Оскара» поедете? — Наверное, если бы я сам был номинирован, то поехал бы. А поскольку выдвинута картина, буду издалека наблюдать за ней. У меня была номинация нью-йоркских критиков или кого-то еще в этом году, но и туда я не поехал — сидел и работал.