Шепоты и крики «Коммивояжера»
Один из главных триумфаторов прошлогоднего Каннского фестиваля — «Коммивояжер» Асгара Фархади — выходит в российский прокат. Иранская картина получила на Лазурном Берегу призы за сценарий (автор — сам Фархади) и мужскую роль (Шахаб Хоссейни), в очередной раз подтвердив: кинореализм по-прежнему в моде. Как и двое других каннских лауреатов-2016 — Кен Лоуч и Кристиан Мунджиу, Фархади максимально бесхитростно рассказывает историю простых людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Эмад (Шахаб Хоссейни) и Рана (Таране Алидости) — актеры тегеранского любительского театра. По вечерам они репетируют пьесу Артура Миллера «Смерть коммивояжера», а днем Эмад работает преподавателем в школе. Однажды из-за земляных работ по соседству их дом начинает рушиться, и паре приходится спешно подыскивать жилье. Коллега по сцене Бабак (Бабак Карими) предлагает им временно пожить на квартире, которую он сдает. Однако прежняя квартирантка не хочет съезжать — приходится выставить ее вещи на улицу. На следующий день на Рану нападает неизвестный мужчина. Эмад начинает поиски преступника. Фильм снят ручной камерой — картинка постоянно дрожит. Нет ни одного красивого кадра или эффектного аудиовизуального решения. Но обыденность, даже антихудожественность мира «Коммивояжера» работает на правдоподобие. И от этого становится немного не по себе. Неважно, что события фильма разворачиваются в Иране: Фархади сделал интернациональную картину. Перенеси он этот сюжет в другую страну — ничего не изменилось бы. Потому что проблемы, затронутые в ленте, знакомы людям всего мира. Пожалуй, главная из них — справедливость. На обоях в комнате выселяемой квартирантки — детские рисунки. Можно ли так обойтись с матерью-одиночкой, пусть даже она, как выясняется, проститутка? Что делать с пойманным обидчиком Раны? Правда, преступника настигает куда более суровая кара, чем хотел разгневанный муж, и теперь супругам предстоит понять: виновны ли они в произошедшем? Ответа Фархади не дает, равно как и оставляет в неведении относительно дальнейшей судьбы Раны и Эмада. Эти и еще множество других недосказанностей могут вызвать раздражение — как будто собираешь пазл, в котором не хватает элементов. Но автор фильма и не стремится разложить всё по полочкам. Скорее наводит на размышления, предлагает зрителям самостоятельно домыслить будущее персонажей. Дополнительное смысловое измерение придают повествованию сцены в театре — сначала репетиции «Смерти коммивояжера», затем — представления. А развязка фильма срифмована с финалом пьесы Артура Миллера. Впрочем, параллели с бродвейской классикой интересуют Фархади куда меньше, чем сам образ театра, события в котором неотделимы от реальной жизни. Актеры на сцене «договаривают» невысказанное за ее пределами и выплескивают эмоции, подавляемые в обычном мире. Тонкий психологизм, внимание к теме семьи и мотив театра сближают Фархади с Ингмаром Бергманом. И вслед за шведским гением иранскому кинематографисту удается добиться невероятной правдоподобности актерской игры — Шахаб Хоссейни заслуженно получил каннский приз, хотя и остальные исполнители ему не уступают. Самое удивительное, что при всех недостатках персонажей зритель им сопереживает и приходит к единственно возможному выводу: даже в хороших людях живет зло, и спасение от него — лишь в милосердии.
