Цена поддержки. Что в белорусской экономике может заинтересовать Россию (Carnegie Moscow Center, Россия)

Волшебные звонки Путину, которые стал регулярно практиковать Лукашенко для решения всех внешне- и внутриполитических проблем, должны иметь свою цену. Мало того, в дальнейшем дело явно не ограничится ни звонками, ни уже обещанными Кремлем $1,5 млрд — Москве придется немало вложить в поддержку белорусского режима, который ждут трудные времена: западные санкции, падающая эффективность госсектора, утечка мозгов, высокие выплаты по госдолгу при ограниченном доступе на международные рынки капитала. Может ли Россия воспользоваться ситуацией и найти способ монетизировать свою поддержку? Ввязаться в битву за дорогие и сложные активы, транзитные потоки, крупные инфраструктурные проекты? В том, что касается нефинансовых активов, российская экономика явно окажется в выигрыше от белорусского кризиса — туда устремятся и квалифицированные кадры, и напуганный бизнес. А вот материальные активы вряд ли вызовут большой ажиотаж. За годы у власти Лукашенко сумел убедить даже российские компании, что работать в стране под его управлением — занятие слишком рискованное даже при самых серьезных политических гарантиях. Фишки и правила Индустриальное наследие Советского Союза, спасенное от ликвидации и приватизации, — предмет особой гордости Александра Лукашенко. Впрочем, на практике дела часто обстоят куда менее радужно, чем описывает госпропаганда. И ликвидаций, и приватизаций в истории белорусской экономики было немало, а главные причины их неудачного исхода почти всегда были одни и те же — проблемы с властями и смена правил игры. «Обвальной, бездумной приватизации не было и не будет. Только с учетом национальных интересов», — заявлял Лукашенко в 2007 году. И в том же году согласился на крупнейшую приватизационную сделку в белорусской истории — продажу «Газпрому» системы магистральных газопроводов страны за $5 млрд. Актив «Газпрому» достался прибыльный, но не беспроблемный. С одной стороны, к 2020 году Белоруссия стала вторым крупнейшим покупателем «Газпрома», а его белорусская «дочка» «Газпром трансгаз Беларусь» исправно приносит прибыль (дивиденды за 2019 год — $195 млн). С другой стороны, в случае конфликтов белорусские власти начинают платить за газ не контрактную цену, а ту, которая кажется им самим справедливой (на сентябрь 2020 года долг превышает $320 млн). Кроме того, Минск не раз многозначительно упрекал компанию в том, что она выводит из страны прибыль на сотни миллионов долларов. Тогда же, в 2007 году, начался приток российских инвестиций в белорусский банковский сектор. В итоге Сбербанк обзавелся в стране «дочкой» БПС-Сбербанк, ВЭБ — БелВЭБ, ВТБ — ВТБ (Беларусь), Газпромбанк с 90-х годов развивает Белгазпромбанк, а «Альфа-банк» консолидировал несколько активов под брендом «Альфа-банк» (Беларусь). Сейчас доля активов российских «дочек» в банковской системе более четверти. Белорусский банковский сектор один из самых прозрачно регулируемых, но даже это не спасает от особых указаний. В июне 2020 года власти проигнорировали российских собственников, владевших 99,6% акций, и ввели временную администрацию с заменой топ-менеджмента в Белгазпромбанке. Произошло это потому, что бывший глава этого банка Виктор Бабарико попытался баллотироваться в президенты и вскоре оказался за решеткой. Более того, белорусские власти требуют от госпредприятий перевести счета из банков с иностранным капиталом в госбанки. Что еще осталось После продажи газотранспортной системы, телекома и банковского сектора у белорусского руководства в запасе осталось полтора нефтеперерабатывающих завода (42,6% одного из них, Мозырского НПЗ, с 1994 года принадлежит российской «Славнефти»), производители удобрений, хиреющий автопром. Еще в 1995 году Лукашенко чуть было не отдал Алекперову и Ходорковскому второй НПЗ — «Нафтан». Но в 2000 году партнеры расстались со взаимными претензиями. В последние годы продать «Нафтан» даже не пытаются: низкие цены на нефть не добавляют ему привлекательности, а продажа поставила бы под угрозу социальную нагрузку — «Нафтан» по льготным ценам обеспечивает сырьем несколько химпроизводств. Самый привлекательный белорусский актив — это «Беларуськалий», один из крупнейших экспортеров хлоркалия с 20%-ной долей на мировом рынке. Его чистая прибыль за 2019 год — $450 млн, это основной донор белорусского бюджета за счет дивидендов, экспортных пошлин, изъятий в управляемый президентом Фонд национального благосостояния. Еще со времен сбытового альянса с российским «Уралкалием» претендентов на актив немало. Это и все владельцы «Уралкалия», китайские, индийские компании. «Однако никто из них не готов выложить истинную цену», — сетует Лукашенко. «Истинной» ценой он назвал $30 млрд, а предлагают, мол, лишь $5 млрд. Вторая оценка выглядит более близкой к реальности, потому что привлекательность «Беларуськалия» сегодня снижают низкие цены на рынке и угроза санкций. Запад уже выразил озабоченность нарушением прав трудящихся в стране в целом и конкретно на предприятии. Да и белорусские власти не решатся отдать свой лучший актив в такие непростые времена — именно под залог «Беларуськалия» не раз кредитовалось государство. Самый долгопродаваемый белорусский актив — производитель азотных удобрений «Гродно Азот». Уже почти 30 лет власти регулярно то выставляют его на торги, то начинают прямые переговоры. Здесь Минск рассчитывает в основном на российского покупателя — среди претендентов в разное время выступали «Газпром», «Роснефть» и «ЕвроХим». Выбор в пользу России связан с тем, что «Гродно Азот» — крупнейший потребитель природного газа в стране, использует около 2 млрд кубометров в год. А значит, одно из ключевых условий для инвестора — сырье по приемлемым ценам. Пока модернизацию ценой $3 млрд государство тянет само и намекает на интерес к проекту Китая. Последний, впрочем, обычно предпочитает участвовать связанными кредитами. Лукашенко по привычке продолжает называть белорусских автомобилестроителей среди самых притягательных активов в стране. Но время, когда Минск мог хотя бы попытаться диктовать свои условия в этом вопросе, прошло. Итоги пятилетней эпопеи вокруг объединения МАЗа и КамАЗа резюмировал гендиректор российского автогиганта Сергей Когогин в 2016 году: «Нам жалко потерянного времени. Мы реально работали над вопросами интеграции. Была проделана огромная работа, и под всеми нашими предложениями я сегодня готов подписаться. Надо ли это сейчас? Это уже неинтересный проект. Мы все инвестиции сделали в сотрудничестве с другими партнерами, прежде всего с Daimler». Сам МАЗ с 2014 года ушел в убытки, предприятие впервые показало чисто символическую прибыль ($16 тысяч) лишь по итогам 2019 года. Транзит В отличие от государственных заводов-гигантов белорусский транзит открывает более интересные перспективы. Поиск внешних врагов в ходе выборов закончился тем, что Лукашенко объявил ими Польшу и страны Балтии. Им обещаны контрсанкции в виде логистической блокады. Выполнение такого обещания заметно перераспределит ресурсы и потоки в пользу России. «Вот мы и посмотрим, как они будут жить. 30% литовского бюджета формируют наши грузопотоки через Литву. Что еще надо? Зажрались», — возмущался Лукашенко. На самом деле он ошибся, и 30% — это примерная доля белорусских грузов не в бюджете Литвы, а в грузообороте Клайпедского порта. Причем эта доля могла вырасти еще больше, если бы белорусские власти всерьез занялись реализацией своих планов перейти на поставки нефти, альтернативной российской трубопроводной. Через Клайпеду в год проходит около 14 млн тонн белорусских грузов, из них 10 млн тонн — это удобрения. Поставки идут по долгосрочным контрактам и через собственные компании: в 2013 году «Беларуськалий» купил 30%-ную долю в терминале насыпных грузов Biriu Kroviniu Terminalas за 30 млн евро. Также белорусская калийная компания выкупила 40% брокера Fertimara. Уже в ближайшие три года перевалка калийных удобрений должна вырасти до 16 млн тонн. Белорусские инвесторы вложили в инфраструктуру Клайпедского порта около 100 млн евро. С учетом этого, а также довольно низких цен на хлоркалий (цена контракта с Китаем в нынешнем году — всего $220 за тонну, на $70 ниже, чем в 2019-м) любое увеличение издержек серьезно нарушает планы производителей. При этом главным конкурентом белорусов остается российский «Уралкалий», у которого себестоимость ниже из-за дешевой энергии. Так что белорусам для сохранения конкурентоспособности приходится жестко контролировать расходы на перевалку, фрахт и так далее. Более реальной выглядит частичная переориентация на российские порты поставок нефтепродуктов. Сейчас через страны Балтии ежегодно экспортируется около 6 млн тонн белорусских нефтепродуктов, около 30% из них — через Клайпеду. Россия давно предлагает переправить этот поток через свои балтийские порты. Впрочем, пока дело не дошло даже до пробных поставок. Прошлая попытка такой переориентации, предпринятая в 2018 году, завершилась как раз пробными поставками. Даже с 50%-ной скидкой на перевозку по железной дороге потери прибыли на тонне составляли около $10 по сравнению с прибалтийскими портами. Трудновато будет переключить на российские порты и альтернативные поставки нефти из других стран, которые еще в начале года белорусские власти собирались довести до 30% от потребления. Возить альтернативную российской нефть через российские порты — слишком странно даже для Минска. Правда, теперь судьба этих планов диверсификации под большим вопросом. Слишком сложно Итак, в белорусской экономике есть привлекательные активы и проекты, но связываться с ними при нынешней власти очень рискованно. За время правления Лукашенко даже влиятельные российские компании сталкивались с самыми неожиданными проблемами. Тут можно вспомнить попытку «Уралкалия» и «Беларуськалия» создать совместную сбытовую структуру — она закончилась показательным арестом гендиректора «Уралкалия» Владислава Баумгертнера, который приехал в Минск по приглашению на переговоры с белорусским премьером. Или эпопею с МАЗом и КамАЗом, когда в 2011 году белорусские власти заявили, что их предприятие стоит $2,5 млрд, хотя производящий в полтора раза больше КамАЗ тогда стоил $2 млрд исходя из капитализации. Или покупку крупнейшего белорусского производителя пива «Крыница» российской «Балтикой». Уже вложив $10 млн, российская компания узнала, что контрольный пакет ей все-таки не отдадут, зато добавят соцнагрузки в виде строительства ледового дворца за $2,5 млн. Или судьбу белорусской «дочки» МТС, где Минск так и не продал российскому партнеру контрольный пакет в СП из-за высокой цены (от $800 млн до $1 млрд). Белорусские власти не спешат ни реформировать судебную систему, где срок исковой давности по приватизационным сделкам никак не удается снизить с нынешних 10 лет, ни внедрять и исполнять международные принципы, вроде вступления в ВТО, переговоры о котором безуспешно идут с 1993 года. В стране не работает система сдержек и противовесов, не защищены права собственника, а последовательность никогда не воспринималась как важная для властей добродетель. В сочетании с весьма вероятными санкциями белорусские активы становятся слишком токсичными, чтобы вызвать живой интерес. Польститься на них может разве что кто-то не менее токсичный.