Polityka (Польша): поглощение Белоруссии

Александр Лукашенко вновь переключился на независимый или даже антироссийский режим, однако, Москва знает, что это блеф, ведь большинство белорусов хорошо относится к России. «Самое главное — это независимость!» — провозгласил недавно Александр Лукашенко. В тот момент много говорилось о том, что Белоруссия перешла Рубикон, и у нее осталось всего два варианта: или войти в состав России, или обрести полную независимость. Слушая громогласные заявления белорусского президента, можно было подумать, что решение уже принято: Минск, как Киев, решил порвать с Москвой. Отношения между Белоруссией и Кремлем обострились. После того, как 13 декабря российский премьер Дмитрий Медведев объявил, что белорусы слишком мало платят за газ и слишком многого требуют, не придерживаясь договора о союзе двух государств, в Минске началось бурление, а на всех телеэкранах появился усатый президент, кричащий о ценности независимости. Российские высокопоставленные должностные лица начали намекать своим партнерам, что если Белоруссия хочет покупать газ дешевле, ей придется войти в состав России. Белорусские элиты отреагировали на это нервно: одно дело неспешно создавать Союз двух стран, а другое — войти в состав более мощного государства. Как показывает пример Крыма, перестановки могут произойти на всех уровнях: на государственных постах, в бизнесе, измениться могут даже сферы влияния преступных группировок. Лукашенко, говорили аналитики и наблюдатели, возможно, и начинал как вассал Москвы, но закончить свою карьеру он хочет в роли великого усатого князя литовского. И пока можно даже признать, что у него все получается. Внешне в Белоруссии все выглядит вполне неплохо. Этой страной восхищались Анджей Леппер (Andrzej Lepper) или Жерар Депардье, сравнивавший белорусский порядок с швейцарским, а Стивен Сигал низко кланялся перед вручающим ему морковку Лукашенко. Белорусский президент действительно правит страной, как феодальный великий князь: не считаясь с демократией, он выжег оппозицию каленым железом и, судя по всему, уже давно приказал ликвидировать часть ее лидеров. Также он, впрочем, расправился и с криминальной верхушкой: сейчас белорусский бизнес «крышуют» не мафиози и разного рода бандиты, а группы из силовых структур государства. Один в один рыцари в феодальном государстве. Ночной вид привокзальной площади центрального железнодорожного вокзала Минска Одновременно Лукашенко заботится о своем народе. Он ремонтирует и красит для него города, обеспечивает порядок. Никто не станет отрицать, что Белоруссия — поразительно безопасная страна (конечно, если вы не сворачиваете с троп, обозначенных действующими там нормами), тем более что сами белорусы умеют быть очень радушными, милыми и дружелюбными, опровергая миф о славянах, которых водка бросает от любви к ненависти. Если уже говорить о стереотипах, то белорусов можно назвать этакими славянскими эстонцами: они спокойны и аккуратны. Великий князь также обеспечивает народу относительное благосостояние: в Белоруссии уже сложно увидеть на улицах «Жигули», на которых продолжают ездить на Украине и даже в России, в больших торговых центрах на окраине Минска светятся вывески тех же магазинов, что в Варшаве и Берлине, а в шикарных ресторанах или приличных барах можно (если есть деньги, ведь цены мало отличаются от польских) веселиться круглые сутки. «Белоруссия — самая нормальная страна в мире», — говорят там («нормальность» усиливается тем, что страну «не испортили» европейская политкорректность или феминизм). «Белоруссия — это страна, в которой официально ты зарабатываешь 300 долларов, тратишь на жизнь 400, а 100 откладываешь», — гласит другая популярная фраза. Чудес нет: зарплаты невысоки и даже «порядочным» белорусам приходится крутиться, чтобы свести концы с концами. Не так сильно, как украинцам или молдаванам, но все же. Белорусы ценят режим батьки, выбирая меньшее из зол. Возможно, они делают это не в той степени, в какой хотелось бы Лукашенко (однажды в эфире российского телевидения он признался, что ему случалось фальсифицировать выборы, но только чтобы уменьшить свой результат: кто бы поверил, что президента поддерживает более 90% жителей), но они его ценят. Именно Лукашенко создал «нового белоруса»: постсоветского человека, который отличается от своих русскоязычных коллег (россиян, молдаван, части украинцев и так далее) тем, что он приобрел опыт жизни в относительно спокойной и напоминающей колхоз на краю земли стране, построенной князем Александром. В этом государстве приличные дороги, чистые улицы, отремонтированные дома и столица, в которой не к чему придраться. Ее центр сверкает подсветкой, а в городе есть и широкие транспортные артерии, застроенные с обеих сторон новыми домами и офисными зданиями, и даже хипстерский район, постиндустриальные здания из красного кирпича, которые отличаются от западных аналогов только тем, что на фоне дизайнерских бистро и мастерски выполненных граффити возвышается бюст Ленина (впрочем, небольшой). «Белоруссия — самая нормальная страна в мире» — гласит надпись на хипстерских наклейках, которые продаются в одном из магазинов с гаджетами для модного активного белоруса. Так что, если кто-то представляет себе восток Европы, ориентируясь на устаревшие стереотипы, его может ожидать потрясение. Конечно, деревянные дома в деревнях продолжают выглядеть так, будто того и гляди развалятся, хотя многие из них выкрашены яркой (впрочем, начинающей выцветать) краской, но хаоса здесь нет. Вдоль дорог стоят одинаковые заборы, а на редких билбордах рекламируются достоинства отечества или продукты белорусских и российских производителей. Зимой в белорусской провинции дым из труб пахнет дешевым топливом, но люди массово переезжают работать за границу (в Польшу, Германию, Россию) или в столичный Минск. А батька все твердит об этой независимости… Если оценивать Лукашенко исключительно по его воинственным заявлениям, в которых он подчеркивает свою независимость от Путина, можно было бы констатировать, что у Польши на востоке есть жесткий, осознающий свою самобытность и занимающий антироссийскую позицию сосед. Оппозиционеры и идейные прозападные демократы увидели во всем этом проблеск надежды. Александр Милинкевич, участник президентских выборов 2006 года, ученый, правнук участника Январского восстания (национально-освободительное восстание на территории Царства Польского, Литвы, Белоруссии и Правобережной Украины 1863-1864 годов, — прим. пер.) и внук белорусского активиста во Второй Польской Республике утверждает, что у Лукашенко нет выхода. «У нас будет, как на Украине, — говорит он. — Самосознание пробудится, а Лукашенко, который предпочитает быть президентом независимой страны, а не руководителем российской губернии, придется поддержать этот процесс. Борьба за душу президента уже началась». Милинкевич говорит, что хотя некоторые силовики тянут страну в сторону России, появилось много молодых советников, которые предпочитают противоположное направление — белорусское самосознание, базирующееся не на памяти о советской Белоруссии, традиции которой продолжает Лукашенко, а на воспоминаниях о Великом княжестве Литовском и Полоцком княжестве. Однако со стороны никакой белорусификации не видно. Конечно, названия городов на дорожных указателях написаны на белорусском, на этом же языке вещает радио, но так было и во времена СССР. В целом, однако, преобладает русскоязычный советский стиль. Выглядит он, правда, причудливо: лощено, осовременено, «де-люкс». Минск, например, может навеять воспоминания о Варшаве из известного сериала Агнешки Холланд (Agnieszka Holland), в котором Польская Народная Республика продолжала существовать еще в 2003 году и превратилась в развитое социалистическое государство, отчасти напоминающее Китай. В Белоруссии все выглядит именно так: на фронтонах висят звезды, окруженные лавровыми венками, на крышах красуются надписи, восхваляющие победителей или великие свершения советского народа, горит вечный огонь, а здания в стиле советского модернизма выглядят крепкими и надежными. На старых мозаиках можно увидеть непобедимую Красную армию, а в метро — панно, изображающие босых белорусских крестьян с серпами и молотами — соль земли, которую избавила от нищеты только социалистическая революция. Алена, работающая в хипстерской парикмахерской в центре Минска, говорит, что молодежь считает использование белорусского языка стыдным: «На нем не говорят даже в деревне, там можно услышать только трасянку — смесь русского и белорусского. Белорусским пользуются только хипстеры, потому что они всегда хотят отличаться от всех остальных, но если кто-то пытается им подражать, считая, что это модно, они его высмеивают. Люди предпочитают русский. Так безопаснее». Андрей из Гродно, который переехал в Минск, потому что в провинции сложно найти работу, говорит, что белорусский он, конечно, учил в школе, но разговаривать на нем особого смысла не видит. «Сам не знаю, почему. Это не язык для бизнеса», — делает он в итоге вывод. Потом, напрягаясь, будто этот язык для него не родной, он произносит пару фраз на белорусском. «Бачыш! Я яшчэ не забыўся», — радуется он. Где же вся эта белорусификация?— решил выяснить я у известного белорусского архитектора и писателя Артура Клинова, который соглашается с Милинкевичем в том, что сейчас мы наблюдаем нечто вроде возрождения белорусского самосознания. «Нельзя сказать, что она всюду, — отвечает Клинов, — но кое-где появляется белорусская реклама, иногда кто-то из чиновников бросит что-то на белорусском, еще есть болельщики»… Из всего этого складывается образ общества, который несколько отличается от мечтаний Милинкевича или Клинова, а также от представлений многих поляков. Белорусы связаны с самосознанием, которое дал им Советский Союз, а не Великое княжество Литовское, что можно назвать поражением Речи Посполитой, частью которой то было. Речь Посполитая правила этими землями гораздо дольше, чем Советский Союз даже вместе с Царской Россией. Вот именно, что «правила землями»: жители этого региона, если исключить преимущественно полонизированную шляхту и обладающих собственным самосознанием евреев, были по большей части живущими в примитивных условиях забитыми крестьянами. У них не было повода перенимать самосознание Речи Посполитой или Великого княжества Литовского, да они и не знали, что у них есть такая возможность. Они просто считали себя «местными», которые говорят «на местном наречии». Их самосознание не вписывалось, как это говорят в наши дни, ни в один дискурс. Взялся за них только Советский Союз с его ускоренной и даже агрессивной индустриализацией, урбанизацией, переселением широких народных масс из деревянных крытых соломой изб, которые зачастую были разбросаны по труднодоступным местам болотистого Полесья, в города с общественным транспортом, квартиры с ванными, кухнями и отоплением. Именно при СССР «местные» начали учиться в школах, обзавелись автомобилями и смогли взглянуть на свою страну не из-под крыши прогнившей избы. Воспоминания о Литве в той или иной форме остались «воспоминаниями панов» — элитарными, интеллигентскими, а воспоминания о Советской Белоруссии стали народными. СССР, «настоящая родина», однако, развалился. И хотя на вид белорусское государство напоминает советское, это уже не та страна, по которой тоскует огромное количество россиян, белорусов и даже украинцев или молдаван, повторяющих, как мантру, что «при Союзе было лучше», что сейчас обычному человеку приходится работать с утра до ночи семь дней в неделю за копейки, а раньше каждый мог позволить себе два раза в год провести отпуск в Крыму. Их настроения, в принципе, можно понять. «Лукашенко — уроженец восточного региона, это граница с Россией, поэтому Москва всегда будет для него точкой отсчета, — объясняет гродненский журналист и активист Анджей Почобут — поляк, родившийся и выросший в Белоруссии. — Говорить, что он мог бы всерьез „порвать" со всем российским, все равно что говорить, что я, например, мог бы порвать со всем польским». Почобут в отличие от Милинкевича и Клинова не верит в белоруссизацию, а отвечая на вопрос, что означает спектакль, который устроил Лукашенко, провозглашающий граничащие с антикремлевскими лозунги о независимости, лишь пожимает плечами: «Президент занимается этим примерно раз в год, когда приходит время договариваться о цене на газ. Тогда вдруг Белоруссия становится гордой, жесткой и независимой страной, которая может найти себе других друзей помимо Москвы. Потом как-то удается договориться, и все приходит в норму». Кстати, Москва занимается тем же. Накануне белорусских президентских выборов 2010 года российское телевидение, чтобы оказать на Лукашенко давление, продемонстрировало фильм под названием «Крестный батька». В ленте звучали обвинения, что он наживается благодаря российским дотациям, руководит страной в мафиозном стиле и даже убивает оппозиционеров. Это был сигнал, призывающий Лукашенко к порядку. Белорусский президент к нему прислушался, хотя через некоторое время, стремясь показать, что ему тоже есть что сказать, принялся критиковать действия России на Украине и пугать повторением такого сценария в Белоруссии. Дело, однако, в том, что сказать ему нечего. Минск зависит от Москвы в энергетической, военной и финансовой сфере. Перспектива на обретение новых союзников появится, только если произойдет какое-нибудь чудо. Однако позиция, которую занимает Лукашенко, выглядит удивительно жесткой для политика, который зависит от милости Москвы. Может быть, он старается отсрочить неизбежное, зная, что России не очень выгодно поглощать страну, которую она в любом случае уже держит на поводке, но которую будет не так легко переварить, как кажется? Или, может быть, он и правда пытается пробудить в белорусах патриотический пыл? Опорой ему между тем продолжает служить самосознание Советской Белоруссии: дата ее образования для него важнее, чем годовщина появления Белорусской Народной Республики. Тем более не вспоминает Лукашенко о традиции русских княжеств или Великого княжества Литовского. «Лукашенко хочет быть, скорее, не великим князем литовским, а собирателем земель русских, — смеется Почобут. — Хотя, конечно, он уже потерял надежду на то, что после объединения России и Белоруссии он получит кремлевский трон. Конечно, он старается играть на националистических настроениях, но придает им советскую и пророссийскую окраску». По мнению Почобута, если Лукашенко решит обратить против кого-то острие воспрянувшего национализма, то, скорее, против Польши, а не против России. И это на фоне подхода «Россия относилась к нам как к братьям, а Польша, как к людям второго сорта», найдет отклик. Но могут ли сами жители Белоруссии поддержать идею присоединения к России? Поляки часто не понимают, как устроено белорусское самосознание, и подходят к нему с польской меркой. Та самая Алена, которая жаловалась на «присвоивших белорусский язык хипстеров», не любит ни Лукашенко, ни Путина. «Стабильность?— смеется она. — И у нас, и в России одно и то же. Заработать можно только в Минске, да и то гроши. Люди ездят работать к вам, в Польшу, хотя у нас по телевидению говорят, что у вас практически страна-банкрот». Поляк сделал бы вывод, что первопричиной всего зла Алена назовет Россию, но она выступает большой союзницей союза с Москвой. «Европа нас не любит, там смотрят на нас свысока, а Россия — это примерно то же самое, что Белоруссия. Ну, возможно, там немного другие порядки, люди более суровые, но у нас общая культура, история, мы слушаем одну и ту же музыку, — перечисляет она — А как у вас, в Польше, относятся к русским?» Анджей Почобут с улыбкой вспоминает матч между Россией и Хорватией на недавнем чемпионате мира по футболу. «У нас в Гродно над верандами пивных разносился один возглас: «Наши играют!» Некоторое время назад журналист считал, что в Белоруссии еще что-то может произойти, но после крымских событий изменил мнение: «Достаточно было того, что заиграла имперская мелодия». «А эта мелодия не должна была, наоборот, напугать Лукашенко?» — интересуюсь я. «Вы как раз демонстрируете пример польского подхода», — вздыхает Почобут.