В Центре "Зотов" открылась выставка "Красная Москва. Женщина в большом городе"

Центр "Зотов" сделал чувственную выставку. В том смысле, что она обращена к миру невидимому, но ощущаемому при каждом вздохе - миру запахов, в котором мы живем, но который поддается описанию только романистами, химиками, парфюмерами. И - историками повседневности.

Выставка "Красная Москва. Женщина в большом городе" (кураторы Дарья Донина, Елена Желудкова, архитектор Юлия Наполова), на которую сейчас ломится вся Москва, первая ольфакторная выставка "Зотова". Загадочное слово "ольфакторная" означает, что она апеллирует к вашему носу, к его чувствительности, способности различать запахи. И начинается с "прогулки" по гамме ароматов Москвы 1920-х годов, только что ставшей столицей. Отодвинув заслонки, вы вдыхаете по очереди запахи керосина и махорки, сирени, бани и горячего, только из печи, хлеба.

Цитаты из книг Катаева, Эренбурга, Малышкина, Пильняка, Губера отнюдь не "приложение" к запаху, вписывающее его в пространство людей, вещей, города, эпохи. Скорее, свидетельство, позволяющее сверить свои ощущения от предложенного "камертона" аромата с восприятием его людьми начала 1920-х. Это, конечно, не весь репертуар. Рядом - карта Москвы 1920-х, где связь места с запахом, подкрепленная свидетельствами современников, мемуаристов, историков, предстает наглядно, грубо, зримо. Стрелочки связывают "фабрику" и "спальню", "ресторан" и "кухню" со словами, над которыми поднимается аромат герани и "запах милицейских протоколов", запах нашатыря и "несвежий воздух", "зеленый дым" (что бы это ни значило) и "запах бесхитростного благополучия" вкупе с бьющим в нос луком, фиксатуаром, окурками и лекарствами…

Где-то тут, на старте, вы вдруг догадываетесь, что ароматы - это про сокращение дистанции. Мы глядим вдаль, слышим весенний первый гром, но - "суем нос, куда не следует". Словом, приближаемся максимально близко, нарушая приватность, сокращая рассказ - до вздоха, мемуар - до смутного воспоминания о нежном запахе маминой пудры. И - вуаля! - и пудра, поднимающаяся фиалковым облачком над нездешними перьями, и коробочки духов "Красная Москва", и обертки мыла, на которых сексапильную "Шахерезаду", созданную по мотивам дягилевских ballet russe, сменяет милая "Дуся", - все здесь, в "Зотове". Ждут нас, словно никуда не исчезали из ящичков древних сервантов, туалетных столиков, театральных сумочек.

Под сенью "ТэЖэ"

Кажется, из этой способности запахов быть триггерами памяти вырастает отчетливая прустовская интонация этого проекта.

Казалось бы, где "пирожное Мадлен" и где запах креазота, которым пропитывали деревянные шпалы? Но вот слышишь восторги спутниц: для кого-то запах этого самого креазота прочно связан с памятью о поездах, поездках к бабушке, с перестуком колес, чаем в железных подстаканниках, с аурой каникулярных воспоминаний.

Казалось бы, где девушки в цвету belle epoque и где Дуня Уварова, бывшая прислуга у Брокаров, хозяев знаменитой парфюмерной фабрики, поставщиков Императорского двора? Дуню Уварову рабочие выбрали управляющей после национализации фабрики. Когда шесть корпусов фабрики Брокара уже отдали "Госзнаку", "мыловаренный завод №5", кажется, ничто не могло спасти. Но Дуня Уварова (или Уварова-Маслова) добилась встречи с Лениным и Калининым и убедила сохранить завод: "Рабочие мне сказали: поезжай к Владимиру Ильичу, передай, что фабрику и сырье мы сохранили в полном порядке, топливо заготавливали сами". Завод не закрыли, но из отлично оборудованных помещений перевели в здание по соседству, где раньше была обойная фабрика. Рабочие сами сделали ремонт, перетащили оборудование в новое помещение и на старых запасах возобновили производство. Они рассчитывали продержаться хотя бы три года. Но в итоге брокаровская фабрика, нынешняя "Новая заря", работает вполне неплохо и сегодня.

Дуня недолго руководила. А в архивных документах заведующей заводом в 1921-1922 годах значится Чекмазова-Маслова. На ее имя отправлено поздравление в связи с запуском производства. Как связаны Уварова-Маслова и Чекмазова-Маслова, трудно сказать. В конце концов, женщины, выходя замуж, меняли фамилию… Как бы то ни было, Дуня оказалась той "кухаркой", которая спасла фабрику.

Любопытно, что мыловаренная фабрика, парфюмерное производство было царством во многим женским. Среди самых знаменитых руководительниц фабрики, а потом и управляющей трестом "ЖирКость" (трест вошел в историю под романтичной французистой аббревиатурой "ТэЖэ") была Полина Жемчужина, красавица, член ВКП(б) с лохматого 1918 года, железная леди парфюмерной индустрии и - к тому же - жена Вячеслава Молотова. Впрочем, ее карьерный взлет (она была единственной женщиной-наркомом, отвечавшей за хозяйственные вопросы), как и последовавшие арест в 1949 году, ссылка и лагерь, никак не зависели от мужа.

Театр: между будуаром, кабинетом и лабораторией

Пространство выставки, выстроенное Юлией Наполовой, подчеркивает ее камерность, чувственность. Оно круглящееся, приглашающее к уютным подиумам с флаконами духов (есть и те, что сделаны по эскизу Малевича), укрытым за струящимися красными нитями, что легко расступаются и смыкаются вновь. Это пространство кружит голову, увлекает, замедляет движение. В сущности, это пространство иммерсивного спектакля, где погружение продолжается в "променаде" по экспозиции выставки.

В этом "будуарном" мире есть "тайники", где прячется, к примеру, в отдушке для пудры винтажная композиция L'Origan Coty. Созданный в 1905-м Франсуа Коти, этот парфюм нес ориентальные пряные мотивы. Он напоминал о сказках Шахерезады, русских сезонах и балетных костюмах Льва Бакста. А после революции - нес шлейф ностальгических воспоминаний. И если воспоминания не продавались, то аромат на рынке шел на-ура. В фильме "Катька - бумажный ранет" 1926 года, кадры которого можно увидеть на выставке, "беспатентная лотошница" Катька торгует под мостом "Коти", "Лориганом", "Шипром"… Все, конечно, прямо из Парижа.

Если за L'Origan Coty вился шлейф памяти о былом, то духи "Красная Москва" должны были пробуждать думы о светлом будущем - в первую очередь женщин, при этом сохраняя память о былой роскоши. Надо ли уточнять, что новые духи тоже вписались в тот же слот "пряных восточно-цветочных ароматов", что и композиция Франсуа Коти? Выставка развенчивает старый миф о родственных связях "Любимого букета императрицы" и "Красной Москвы". Зато намечает другие увлекательные параллели - не только с "L'Origan Coty", но и с "Chanel №5".

Проекции эпизодов кинофильмов, где духи оказываются "талисманом", даром, страстной мечтой, манящим приветом, наоборот, расширяют пространство, переключают "каналы" восприятия. Побуждают сравнивать духи на столиках героинь фильмов, и изумительные по точности подборки таких же точно флаконов духов из коллекции Ирины Воробьевой.

Но экспозиция выводит и в кабинет Полины Жемчужиной, и к сердцу проекта - "Парфюмерному оргáну". Здесь зритель, чувствующий и нюхающий, сам себе композитор, исполнитель, парфюмер… Он может сочинить свою композицию, используя семь нот, среди которых - ирис, жасмин, бергамот, кориандр и даже модный в начале ХХ века альдегид C-12. Альдегид, к слову, вписан и в композицию "Chanel №5". Ну, а масло ириса напоминало о фиалковом аромате "L'Origan Coty".

Конечно, в "Красной Москве" не семь, а около шестидесяти ароматов. Сама инсталляция "оргáна" визуализирует музыкальную метафору парфюмеров, а не копирует их рабочее место. Тем не менее она вдохновлена словами французского парфюмера Августа Ипполитовича Мишеля, ставшего "главным носом СССР" и создавшего аромат духов "Красная Москва", который писал: "Флакон духов - это хор или оркестр. Здесь есть нежные голоса, виолончели, есть скрипки. И есть басы. Это громовые запахи. Взятый отдельно, такой запах-контрабас покажется вам нестерпимым. А здесь они все спелись. Вы слушаете лишь общую симфонию".

Проект "Красная Москва". Женщина в большом городе" тоже, можно сказать, симфонический. Здесь скрипки судеб и басы истории звучат на равных. А "Коллекция иллюзий", собранная Ириной Кориной и помещенная в торжественный резной шкап, вроде айсберга прошлого, втиснута в домашний буфет. Он выглядит вполне уютным и безопасным, пока не заметишь нижнюю его часть.