Лишь бы не было жары
Так уж исторически сложилось, что борьба за экологию обычно идет в одном наборе с защитой прав меньшинств и левыми идеями. Типичный политик-националист не интересуется проблемами изменения климата или даже отрицает глобальное потепление. По крайней мере, так было до сих пор. Однако ситуация меняется и вполне вероятно, что вскоре именно националисты окажутся той силой, которая захочет и сможет противостоять негативным климатическим изменениям. Почему это так — читайте в материале «Ленты.ру». Принято считать, что национализм представляет собой серьезное препятствие в борьбе с антропогенными изменениями климата. До сегодняшнего дня зачастую так оно и было. Однако я убежден, что вскоре национализм все чаще будет выступать в роли той силы, что с одной стороны станет призывать признать необходимость бороться с климатическими изменениями, а с другой — мобилизовать государства и народы на эту борьбу. Парадокс здесь заключается в том, что несмотря на то, что меры борьбы с изменениями климата должны быть согласованы и скоординированы на глобальном уровне, необходимые шаги могут быть сделаны только сильными государствами и их лидерами — а это значит, что они будут действовать, полагая, что блюдут национальные интересы. Задача националистов заключается в том, чтобы понимать их интересы в более долгосрочной исторической перспективе. С другой стороны, по причинам, о которых я скажу позже, у националистов получается мыслить в этих категориях лучше, чем у либеральных капиталистов, которые намертво привязаны к расчетам краткосрочного роста ВВП и уровня жизни. Мои взгляды на этот вопрос близки к тем, что изложены в докладе сэра Николаса Стерна (Stern Review on Climate Change), подготовленному по заказу британского правительства в 2007 году. Эта работа считается наиболее авторитетным анализом экономики климатических изменений и их предотвращения. Мои опасения резко усилились после продолжительного изучения Южной Азии и других регионов, где и без того нестабильные государства с огромным населением и очень ограниченными водными ресурсами находятся в зоне риска климатических изменений.. Конечно, я не специалист в сфере естественных наук. И лорд Стерн тоже. Он экономист, чья последняя работа посвящена реформированию университетской системы Великобритании. Поэтому мы оба следуем правилу придерживаться консенсуса, сложившегося среди ученых. В отношении антропогенных изменений климата в докладе Стерна говорится, что «научные данные однозначно свидетельствуют о том, что изменения климата представляют собой очень серьезные глобальные риски и требуют немедленного принятия глобальных мер». Исходя из этого, Стерн делает следующие выводы: «Никто не может абсолютно точно предсказать последствия климатических изменений; но мы знаем достаточно, чтобы оценить связанные с ними риски. Их купирование — принятие жестких мер по сокращение выбросов — должно рассматриваться, в качестве инвестиции, трат, сделанных сегодня и в ближайшие десятилетия, чтобы избежать серьезных проблем в будущем... Есть доказательства того, что изменения климата в конечном счете нанесут урон экономическому росту. Наше поведение в грядущие годы может спровоцировать в этом столетии или же следующем веке глобальные сбои экономической и социальной активности , сопоставимые с теми, что были вызваны великими войнами и экономической депрессией в первой половине ХХ века. И обернуть такие изменения вспять будет трудно или даже невозможно». Необходимые меры противодействия изменению климата включают две необычные черты, не укладывающиеся в рамки нормальной демократической или авторитарной политики. Во-первых, требуются жертвы уместные лишь в военное время, либо же в период форсированного развития экономики в предвоенный период. Согласно докладу Стерна в его последней редакции 2008 года, цена радикального изменения текущего состояния экономики ради сокращения выбросов углекислого газа может составить около двух процентов мирового ВВП в год. По другим прогнозам, расходы могут оказаться намного выше. Более того, эти расходы будут распределены крайне неравномерно, а некоторые регионы — особенно те, которые зависят от добычи угля — могут понести сокрушительные убытки. Во-вторых, эти жертвы должны быть принесены живущими сейчас людьми ради благополучия грядущих поколений. История знает только три идеологические силы, которые были в состоянии требовать и добиваться принесения значительных жертв людьми одного поколения ради будущих поколений — религия, социализм и национализм. В большинстве развитых стран, первые две силы относительно слабы, хотя и вполне способны набрать силу в будущем. Однако национализм явно не только жив и здоров, но и заметно крепнет. Это, прежде всего, относится к Европе и США, хотя западные ученые долгое время утверждали, что национализм — отмирающий пережиток прошлого. Отчасти отказ прогрессивных интеллектуалов и политиков от национализма и патриотизма привел к тому, что этот идеологический сектор оказался отдан на откуп примитивным, вопиюще невежественным, самолюбивым и недальновидным националистам вроде Дональда Трампа. Тот факт, что большинство мыслителей и активистов в области защиты окружающей среды принадлежат к прогрессивному лагерю, естественно, стал для них огромным препятствием, мешающим даже подумать о национализме как (частично) потенциально положительной силе, или аргументах, которые будут необходимы, чтобы мобилизовать националистов для борьбы за сокращение выбросов углекислого газа. Я уже упоминал в этой связи две особенности национализма. Первая — его способность создать массовый эмоциональный интерес к тому или иному вопросу, который может заставить население принести огромные жертвы, а также готовность идти на жесткие меры, когда это необходимо нации в целом. В прежние времена эта особенность использовалась либо в ходе войн, либо при экономической мобилизации, но угроза климатических изменений сейчас такова, что ее вполне можно приравнять к войне. Во-вторых, любой национализм, вышедший из стадии гордости за родное племя, базируется на ощущении принадлежности к национальной общности — как определял ее Эдмунд Бёрк, «союза умерших, живущих и еще не рожденных».Такой подход в целом сближал консерваторов-традиционалистов с радикальными либералами-рыночниками, а сейчас напоминает некоторые морально-философские постулаты экологического мышления. Еще одна, критически важная, особенность, связывающая национализм и борьбу против изменения климата — отношение к миграции. Совсем недавно прогрессивные мыслители и политики наотрез отказывались даже думать над ним, но сейчас им приходится это делать. До сих пор последствия изменения климата рассматривались либо в рамках прямых физических последствий, таких как повышение уровня моря или наводнений, либо экономических итогов, либо этических аргументов о нашей обязанности ответственно подходить к природным изменениям. Такой подход при всей своей обоснованности очень уязвим, так как провоцирует множество встречных аргументов: что богатые страны смогут справиться с основными последствиями климатических изменений при помощи мелиорации и частичного переселения наподобие того, как это сделали голландцы со своими дамбами; что бедные страны типа Индии смогут сделать это, просто игнорируя ограничения на выброс углекислого газа и как становясь богатыми как можно быстрее; что продолжающийся быстрый экономический рост приведет к развитию технологических инноваций, которые позволят богатым странам справиться с проблемой; и что забота о среде обитания и других видах должна идти сразу после заботы об интересах человека. Но совершенно очевидно, что еще до того, как физические и экономические изменения всерьез затронут богатые страны, для бедных и нестабильных они обернутся катастрофой, вынудив огромные массы людей покинуть свои дома в отчаянных поисках пищи, воды и безопасности. В этой связи не могу не вспомнить одну грустную и в то же время забавную беседу с губернатором одного из российских сибирских регионов, который за ужином сообщил мне, что рад климатическим изменениям, так как это позволит выращивать в его регионе не только пшеницу, но и апельсины. Я в ответ напомнил, что сибирякам, скорее всего, придется делиться этими апельсинами с десятками миллионов мусульманских беженцев из бывших южных стран, на месте которых раскинется пустыня. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он смог прийти в себя и произнести: «Об этом-то я и не подумал». Ну что ж, настало время об этом подумать. В течение последних лет даже сравнительно небольшой поток мигрантов помог Трампу прийти к власти в США и привел к ранее немыслимому росту влияния радикальных националистических партий в Европе. Если миграция в результате климатических изменений резко возрастет, то существующие государства либо рухнут, либо им придется прибегнуть к мерам, которые будут означать конец демократии. К слову, в наибольшей степени опасность со стороны мигрантов угрожает Индии — великой державе с современной экономикой, которая увлеклась экологическими изменениями, да к тому же еще граничит с двумя странами, по которым изменение климата ударит сильнее всего — Бангладеш и Пакистаном. Этот пример должен пронять даже президента Трампа и генерала Флинна. Таким образом, экологи в первую очередь должны работать с национальными элитами, озабоченными вопросами безопасности. Давление снизу, конечно, крайне важно, но для принятия и реализации мер придется убедить влиятельных людей из руководства ключевых государств, для которых вопросы безопасности, как правило, являются первостепенными. В этой связи нельзя не вспомнить эссе под названием «Национальная стратегическая концепция», опубликованное в США в 2011 году. Его авторы — капитан Портер из ВМС и полковник Майклби из Корпуса морской пехоты — основную часть текста посвятили необходимости обновления национальной экономики, особое внимание уделяя развитию альтернативных источников энергии — как в целях укрепления безопасности и экономического развития США, так и из-за угрозы климатических изменений. Эта статья — отличный пример того, как ответственные и дальновидные элиты должны относиться к национальной безопасности, интересам и будущему своей страны. К глубочайшему сожалению, администрация Обамы не использовала этот документ для выработки соответствующей стратегии, и очевидно, что сейчас, при Трампе, не стоит рассчитывать, что США в течение ближайших четырех лет предпримут какие-либо действия в этом направлении. Зато — и это весьма показательно — глобальное лидерство в этом вопросе все больше переходит к Китаю. Причина — все тот же национализм, в рамках которого китайцы привыкли мыслить, когда речь идет о долгосрочной перспективе. Нынешние правители КНР, разумеется, типичные националисты, а не коммунисты; несмотря на все их недостатки, главного у них не отнять: они полны решимости обеспечить существование государства, которое будет жить и развиваться на протяжении многих грядущих поколений. Будучи китайцами, они ощущают себя гражданами государства, письменная история которого насчитывает несколько тысячелетий, и привыкли мыслить на долгий срок. И один из уроков, который преподнесла китайцам их история — что экологические катастрофы не только влекут за собой разрушительные последствия для целых групп населения, но и могут разрушать государства, лишая их правителей «мандата Неба» и делегитимизируя целые династии их в глазах народа. Ничего подобного западная культура не знала. В США три сильнейших наводнения за всю историю в общей сложности привели к гибели около 10,5 тысяч человек. В Китае три сильнейших наводнения в то же время стоили жизни, по самой скромной оценке, 2,5 миллионам. По другим оценкам, погибли 10 миллионов и более. Думается, США и их соседи смогут обойтись без подобных жертв, прежде чем даже республиканцы поймут, что к проблеме изменения климата нужно относиться серьезно. Главное, о чем им следует сейчас подумать — это высота стены, которую придется воздвигнуть, чтобы ограничить последствия этого изменения. Анатоль Ливен профессор Джорджтаунского университета (Катар), приглашенный профессор Королевского колледжа (Лондон), эксперт клуба «Валдай» «Лента.ру» благодарит Международный дискуссионный клуб «Валдай» за помощь в подготовке публикации.
