«Мы начинаем продвигаться быстрее» Военный аналитик Василий Кашин — об итогах 2025 года в зоне СВО и будущем переговоров по Украине

Несмотря на беспрецедентный рост технологического и тактического превосходства в 2025 году, Россия так и не смогла перевести конфликт на Украине в стадию быстрого завершения. Вместо этого продолжается война на истощение, а внутри украинского руководства развернулась необъявленная борьба за власть: провал попытки президента Владимира Зеленского подчинить себе антикоррупционные органы запустил кризис, который делает любые переговоры залогом борьбы за послевоенное будущее. Итоги года в зоне проведения специальной военной операции (СВО) «Лента.ру» обсудила с директором Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ Василием Кашиным.

Как вы охарактеризовали бы ключевую стратегию российского командования в 2025 году? Что это было — изматывание, сокрушение или нечто иное?

Василий Кашин: Российская армия в 2025 году нарастила темпы наступления и усилила свое техническое превосходство над противником. Сейчас это превосходство практически всеобъемлющее, включая сферу беспилотников.

Исключение — крайне важная область космических технологий: у России по-прежнему отсутствует доступ к данным космической разведки и системам космической связи, которыми широко пользуется Украина.

Однако имеющихся преимуществ, а также новых тактических решений, найденных в течение года, оказалось недостаточно, чтобы перевести войну в новую стадию и добиться ее быстрого завершения.

Если говорить именно о тактике, какие новые приемы российского командования оказались наиболее эффективными?

Россия существенно нарастила и усовершенствовала тактику применения беспилотников (БПЛА). Главное нововведение — расширение использования БПЛА, управляемых по оптоволокну, с увеличенной дальностью. Такие аппараты начали успешно применять для нарушения коммуникаций противника, в том числе на значительном удалении от зоны боевых действий.

Расширилось использование беспилотников-носителей, которые доставляют более мелкие БПЛА, а также беспилотников-перехватчиков. По оценкам украинской стороны, Россия смогла нарастить производство и применение беспилотников намного быстрее, чем Украина.

Все это в совокупности улучшило положение российских войск. Появились новые приемы штурма и продвижения, постоянно ищутся дополнительные решения — например, использование мотоциклов для преодоления простреливаемых участков местности. Насколько это направление получит развитие, пока неизвестно.

Авиация продолжала совершенствовать роль в поддержке сухопутных войск. Расширилась номенклатура корректируемых авиабомб, которые играют важную роль в продвижении российской армии.

Какую слабую точку в обороне Вооруженных сил Украины (ВСУ) удалось нащупать российским подразделениям?

Россия продвигается быстрее, чем когда-либо ранее, за исключением самого раннего периода СВО. У этого успеха несколько причин.

Часть связана с совершенствованием российской тактики — прежде всего в сфере беспилотников и в работе штурмовой пехоты. Другая часть — результат стратегических просчетов украинского командования и общего истощения ВСУ, включая хроническую нехватку пехоты на линии соприкосновения.

Украина прекратила публикацию данных о количестве военнослужащих, самовольно оставивших части. Ранее Офис Генерального прокурора Украины публиковал такие данные ежемесячно, и они демонстрировали обвальный рост дезертирства. Это связано с тем, что военнослужащим, которые не находятся непосредственно на линии фронта, резко снизили денежное содержание из-за бюджетного кризиса — и многие бегут еще до отправки на передовую.

Постепенный рост российского технического оснащения, накопление боевого опыта и совершенствование тактики в сочетании с сокращением ресурсов Украины дают результат.

В 2025 году удары по энергосистеме Украины перешли на новый уровень. Что теперь является их главной целью?

Эта кампания выходит за рамки задач по подрыву военно-промышленного комплекса (ВПК).

Военно-промышленный комплекс Украины в его нынешнем виде представлен главным образом сборочными производствами, которые могут обеспечиваться энергией локально. У Украины есть доступ к западным аккумуляторным паркам — огромным батареям, способным поддерживать работу объектов при отключениях. Также налажены поставки дизель-генераторов.

Более эффективны прямые удары по самим производственным объектам.

Тяжелые энергоемкие операции во многом проводятся на территории Европейского союза (ЕС), хотя Украина это скрывает. Поэтому полностью остановить выпуск военной техники ударами по энергосистеме нельзя, хотя жалобы украинских оборонных предприятий на срывы программ уже слышны.

Но ключевой эффект — не в этом.

Если добиться масштабного блэкаута в условиях зимних морозов, произойдет размораживание коммунальных сетей, что потребует их полной замены. В обозримом будущем Украина не сможет себе это позволить. Пример Грузии начала 1990-х годов показывает, как такие системы могут выйти из строя и не восстановиться.

Кроме того, работа энергосистемы в таком режиме ускоряет износ всех ее элементов и подключенного оборудования. Перепады напряжения вредят промышленной технике.

Финансовые ресурсы конечны даже у западных стран: США больше не готовы безгранично тратить бюджетные средства, а Европейский союз переживает внутренний бюджетный кризис.

Энергокризис усиливает гуманитарное давление на население. Где проходит граница между деморализацией и консолидацией общества?

В плане консолидации все возможное уже случилось. Еще до войны политическая работа с украинским обществом велась крайне неэффективно. Сейчас сами масштабы потерь выступают фактором, который консолидирует общество. Ситуация тяжелая, и последствия этого мы будем видеть еще долго.

Но при этом неспособность властей обеспечить энергоснабжение уже вызывает рост недовольства, деморализации и недоверия к руководству.

За взятки статус «защищенных предприятий», получающих гарантированное энергоснабжение, получают рестораны или сауны сомнительной репутации. Периодически появляется информация о черном рынке подключения к сетям в условиях дефицита.

Это явление развивается, становится публичным и показывает населению реальное положение дел в государстве.

Каковы внутриполитические итоги года для Украины?

На Украине начался и продолжается серьезный внутриполитический кризис. Среди его участников нет пророссийских сил, но раскол внутри элиты очевиден. Владимир Зеленский на протяжении всей войны концентрировал власть в своих руках и устранял политических конкурентов — их отношение к России не имело значения.

Судя по заявлениям приближенных, его цель была в том, чтобы по итогам войны стать классическим диктатором прифронтового государства времен холодной войны. Таким лидерам западные страны часто были вынуждены уступать, считая их незаменимыми, чтобы не допустить политический вакуум и геополитические проблемы. Они были способны жестко говорить со своими западными кураторами и ставить условия, зная, что без них не обойтись.

В июле он сделал решающий шаг, пытаясь подчинить себе подконтрольные Западу антикоррупционные органы. Руководство этих органов назначалось при ключевом участии международных экспертов, то есть фактически Западом. Зеленский попытался изменить статус и полномочия Национального антикоррупционного бюро Украины (НАБУ) и Специальной антикоррупционной прокуратуры (САП), но потерпел поражение: ни американцы, ни европейцы не готовы видеть в нем незаменимого авторитарного лидера, который будет воровать их деньги и манипулировать ими.

Он не только не установил контроль над антикоррупционными структурами, но и потерял влияние над частью правоохранительной системы, включая Государственное бюро расследований (ГБР).

Потом кризис начал усиливаться...

Да, далее началось брожение внутри его собственной фракции. Обострились отношения с руководителем фракции «Слуга народа» Давидом Арахамией. Это крайне важно, поскольку Украина — парламентско-президентская республика, и парламентское большинство является основой власти президента. Этот контроль держится на двух опорах: коррупционных механизмах (депутаты получают серьезные выгоды) и страхе репрессий.

Контроль над силовыми структурами позволяет возбуждать уголовные дела против депутатов — от коммерческих обвинений до государственной измены. Это инструмент удержания дисциплины.

В таком случае фактические полномочия Владимира Зеленского резко сократятся, и он может потерять контроль над правительством и политической системой. Сейчас он пытается этого избежать.

Очевидно, что его цель остается прежней: удержаться у власти и реализовать стратегию «лидера прифронтового государства», которому платят и которого не трогают.

Его идея перемирия выглядела так: прекращение огня без мира, сохранение военного положения, отсутствие выборов, лишь частичное смягчение мобилизации. Такой режим позволил бы ему оставаться у власти годами. Но, судя по всему, американцы считают эту модель нежелательной и опасной. Выборы состоятся, и вопрос в том, как они пройдут, поскольку прежняя инфраструктура внешнего контроля, построенная США, изменилась.

Кто из военных может стать реальным политическим конкурентом Владимира Зеленского?

В ВСУ действительно есть ряд медийно заметных и авторитетных командиров, которые регулярно появляются в СМИ. Но, несмотря на масштаб милитаризации общества, говорить о формировании единой военно-политической силы нельзя. Это не Пакистан, где армия сама по себе является политическим институтом.

Медийные военные обычно связаны с разными олигархическими группами, их поддержка носит фрагментарный характер. У них сложные отношения между собой, и они ориентируются на разные политические центры. Даже у Валерия Залужного, которого долгое время называли потенциальным конкурентом Владимира Зеленского, нет своей разветвленной политической сети.

А выборы в украинских условиях — это дорогостоящая технологичная система: сеть активистов, медиа, пиарщиков, политтехнологов, социологов и логистики. Такой аппарат должен иметь стабильное финансирование и управление. У Валерия Залужного этого не было и нет. Эту структуру может предоставить разве что крупный олигарх вроде Петра Порошенко (внесен Росфинмониторингом в список лиц, причастных к экстремистской деятельности или терроризму).

При этом нельзя исключать, что если значимая военная фигура придет к власти при поддержке олигархов, она затем попытается избавиться от своих спонсоров — как Владимир Зеленский избавился от своего благодетеля Игоря Коломойского. Хотя, я думаю, олигархи это понимают и учитывают.

Какие силы в украинской элите заинтересованы в дипломатическом завершении войны? Такие есть?

Бесперспективность войны уже очевидна для всех. Никто всерьез не считает, что Украина способна вести боевые действия бесконечно. С точки зрения государства войну нужно прекращать.

У элит слишком много противоречий, слишком много накопленных взаимных претензий и слишком высока ставка, чтобы позволить себе примирение. Во время СВО Владимир Зеленский и его окружение, судя по всему, значительно обогатились. Были тысячи уголовных дел, часто основанных на сфабрикованных обвинениях в работе на Россию или наличии «неправильных» политических симпатий. У людей изымали имущество, активы перераспределялись, многие были убиты или пропали.

К этому добавляются преступления, связанные с насильственной мобилизацией — ее использовали и как инструмент сведения счетов. Масштаб взаимных претензий огромен. Поэтому каждая группа украинской элиты выстраивает свою позицию, исходя из будущей схватки за власть, а не из интересов прекращения войны.

Как участие Владимира Зеленского в этой борьбе влияет на его отношение к войне?

Он войну проигрывает, но пока война продолжается, у него есть чрезвычайные полномочия. Он использует этот период, чтобы занять позиции, обеспечивающие его политическое выживание и сохранение активов его окружения.

Но почему внешние игроки не форсируют мир?

Украина — уникальная страна, на которую, по сути, наплевать практически всем. Для внешних игроков она — инструмент давления на Россию. Для внутренних — источник ресурсов. Интерес к ней существует только в той степени, в какой она может выполнять эти функции.

Однако в этом году тема переговоров обсуждалась особенно активно. Как России удалось донести свою позицию до администрации Дональда Трампа?

То, что позиции Украины ухудшаются, было ясно еще предыдущей американской администрации. С конца 2023 года это стало очевидным, но весь 2024 год в США прошел под знаком избирательной кампании, что не располагало к принятию важных решений. Фактически все ждали выборов.

Даже если бы победила Камала Харрис, переговорная активность все равно бы началась. Переговоры не были бы столь драматичны, но они бы шли. Ключевым отличием было бы то, что Камала Харрис учитывала бы позицию европейцев, но могла бы действовать эффективнее в плане давления на европейские элиты.

Российская экономика не обрушилась, на что все рассчитывали. На фронте исправлялись серьезные недостатки российской военной машины, и она становилась все более эффективной, а Украина все сильнее проседала по ресурсам.

Почему России не удается прийти к взаимопониманию с европейскими лидерами?

Украинский конфликт изначально имеет европейские корни. Роль Европы в его возникновении была гораздо значительнее, чем роль США. Европа вложила в эту войну гигантский политический и экономический капитал.

Помимо помощи Украине, Европейский союз сознательно пошел на колоссальные экономические потери: утрату российского рынка (Россия была третьим крупнейшим торговым партнером ЕС), заморозку активов, резкое увеличение военных расходов и сотни миллиардов, переданные Украине.

Для своего функционирования Украина будет требовать прямых безвозвратных субсидий в размере, вероятно, 50-70 миллиардов долларов в год в течение неопределенно долгого времени. Теперь, когда становится очевидно, что проект оказался тупиковым, возникает вопрос политической ответственности за произошедшее.

К тому же война стала инструментом внутренней политики в ряде европейских стран: под ее предлогом подавлялась оппозиция, ограничивалась свобода слова, усиливались механизмы контроля. Война также способствовала консолидации Европы и формированию единой оборонно-внешнеполитической повестки.

Какой европейские элиты видят Украину? Как будущего члена ЕС, или же как буферное государство, которое нужно лишь поддерживать на плаву?

Поддержание стабильности Украины чрезвычайно дорого. Теоретически восстановление возможно, если взять процессы под внешнее управление и вложить сотни миллиардов долларов. Но таких средств у ЕС сейчас нет. Континент переживает острый бюджетный кризис: одни государства раздувают госдолг, другие сталкиваются с дефицитами, а эмиссионные механизмы ЕС гораздо менее гибкие, чем в США.

Если давать Украине надежду на самообеспечение, ее нужно подключать к европейскому рынку — как это сделали в начале войны. Но уже тогда украинские товары вызвали протесты, например, польских фермеров.

После завершения боевых действий ситуация станет еще тяжелее?

Да, потому что Украина столкнется с огромным социальным бременем: выплатами, пенсиями, компенсациями за жилье.

В начале войны Украина приняла на себя обязательства, которые не могла исполнить исходя из своего уровня развития. Экономической базы для этого нет. Единственная крупная экспортная отрасль — сельское хозяйство — сильно пострадала от ударов по инфраструктуре.

Дефицит бюджета на следующий год — 70 миллиардов, и это без учета военных закупок. После завершения боевых действий он не уменьшится радикально. Нужно будет выплачивать пособия, содержать госаппарат и армию. Даже без восстановления инфраструктуры это огромные расходы.

Какие факторы окажутся решающими в дальнейшем развитии ситуации вокруг Украины?

Важнейшие факторы, определяющие поведение тех, с кем Россия имеет дело, — это, с одной стороны, внутренняя ситуация на Украине и разгорающаяся там борьба за власть.

С другой стороны, это стратегические изменения в политике США, которые готовятся к обострению отношений с Китаем и проводят глубокую реформу своей внешней политики (как видно из опубликованной Стратегии национальной безопасности).