Бывший гражданин Украины и инженер Запорожской АЭС, а теперь ветеран СВО Сергей Тарасюк рассказал газете ВЗГЛЯД, когда в Энергодаре ждали «вежливых людей», как участвовал в боях под Крынками и Работино, а также какое значение для боевых действий имеет штабная работа.
Биография жителя Севастополя Сергея Тарасюка – причудливое и в то же время типичное для современности переплетение событий, вызванных политическими потрясениями последних десятилетий. Украинский инженер, сотрудник построенной в СССР Запорожской АЭС стал резервистом российской армии, а затем и участником спецоперации. Имеет государственные награды, в том числе Георгиевский крест IV степени.
Что происходило на ЗАЭС во время событий «Русской весны» 2014 года? Почему штабной делопроизводитель – крайне важная должность в армии? Как знание украинского языка помогло в ходе боевых действий? Об этом и многом другом ветеран СВО Сергей Тарасюк рассказал в интервью газете ВЗГЛЯД.
ВЗГЛЯД: Сергей, как вы, инженер-атомщик с ЗАЭС, оказались в российской армии?
Сергей Тарасюк: Наверное, начать надо еще с «Русской весны» 2014 года. Я тогда уже девять лет работал на Запорожской атомной электростанции инженером по испытаниям и наладке тепловых и паровых систем, жил в городе Энергодаре Запорожской области. Был, конечно же, гражданином Украины.
ВЗГЛЯД: Было понятно, что Майдан 2014 года обернется большой бедой?
С. Т.: Я всегда был политически активным. Еще во время «Оранжевого майдана» в 2004-2005 годах, когда был студентом и жил в Крыму, участвовал в «Антиоранжевом майдане» в Севастополе. И тем более переживал в 2014-м. Понимал, чем это может обернуться.
По служебной необходимости я бывал в командировках в Киеве в период ноября-декабря 2013 – января 2014 года. Нас инструктировали не приближаться к протестующим. Самое интересное: пока в центре города, на Майдане, происходили протесты, уже через километр остальной Киев вел спокойную, обычную жизнь.
И для нас в Энергодаре какое-то время еще ничего не предвещало беды. Я мог свободно по телефону обсуждать происходящее с родителями, знакомыми. Но уже с 20-х чисел февраля телефонная связь стала прерываться на определенных словах – ее блокировали. В обществе была истерика. Весь юг и восток Украины полыхали. Я очень переживал за родителей. Мои родители живут в Севастополе, а там как раз был разгар событий. Советовал им взять документы, деньги и ехать в российскую воинскую часть, которая находится недалеко от них.
ВЗГЛЯД: Как виделись крымские события из тогда еще украинского Энергодара?
С. Т.: Я с большим воодушевлением смотрел на это. А если у кого и оставались сомнения, то они развеялись после трагических событий в Одессе 2 мая 2014 года. Все поняли, какая бойня могла бы быть в Крыму. От сердца отлегло только тогда, когда «вежливые люди» начали брать под контроль объекты в Крыму.
Я у себя на странице в соцсетях разместил знак морской пехоты – якорь – и написал: «Спасибо, братишки». Если откровенно, ждал, что «вежливые люди» и до Днепра доберутся. Но они дошли только к марту 2022 года.
ВЗГЛЯД: Не боялись последствий со стороны украинских спецслужб за поддержку действий России?
С. Т.: Я понимал, что могу навлечь на себя проблемы, но все равно на эйфории хотелось поддержать действия России. В то время еще не было репрессий, вызовов в СБУ, доносов коллег. Тем более что сплоченность народа в Крыму была необычайная. Я это знаю не из СМИ – мне родители, знакомые рассказывали. По телефону все друг другу звонили, спрашивали, кто пойдет на референдум. Явка была реально огромная. Даже те, кто в доме не живет, но прописан, приезжали на голосование.
ВЗГЛЯД: Не было мыслей переехать в Крым сразу после референдума?
С. Т.: Я тогда был прописан не в Крыму, а в Энергодаре, по месту жительства и работы. Мне отец звонил, говорил, мол, все бросай, собирайся, уезжай. Многие мои коллеги, которые были родом из Крыма, так и сделали: еще в апреле сели и уехали домой вместе с семьями.
Тогда очень многие уезжали. В 2015 году произошло небывалое событие: в местной газете публиковали объявления о том, что на АЭС требуются работники на инженерные должности. Не могли найти людей! Хотя еще в 2013 году, чтобы попасть на это место, нужно было заплатить взятку в размере годового оклада.
ВЗГЛЯД: То есть сотрудники ЗАЭС поняли, что Крым вернулся в Россию, и даже престижная работа на атомной станции не могла их удержать?
С. Т.: По сравнению с ощущением личной безопасности и безопасности семьи – конечно. Было же объявлено, что «Правый сектор» надвигается на Запорожскую АЭС снимать флаги. Там был установлен десяток флагштоков, на них вывешивались флаги тех стран, представители которых находились на станции – в том числе и российский. Все опасались погромов.
Я тоже собрал экстренный чемоданчик, сложил документы, чтобы в случае чего прыгнуть в машину и уехать. К счастью, на тот момент в Энергодаре погромов не допустили, и я остался там. Но потихоньку стал перевозить вещи к родителям в Крым, оформлять документы – готовить почву для переезда.
ВЗГЛЯД: А как относились к происходящему ваши коллеги на станции, которые были не из Крыма?
С. Т.: Коллектив станции очень разноплановый. В 1970–1980-х годах был период, когда своих специалистов по ядерной энергетике в УССР не готовили. Их направляли сюда со всего Советского Союза, многие были из Центральной России. Приезжали молодыми специалистами, создавали семьи с местными жителями. Но к 2014 году многие из них ушли на пенсию. Пришло новое поколение, которое окончило школу уже после распада СССР. Люди внушаемые.
Приведу пример. В мае 2013 года, еще при Януковиче, по указанию профсоюзных лидеров на нашей атомной станции раздавали георгиевские ленточки под роспись – пришедших на парад Победы считали по ленточкам. А через год эти же самые профсоюзные лидеры запрещали собираться на 9 мая 2014 года. То есть прошло 11-12 месяцев, и люди перекрасились под конъюнктуру. Под воздействием СМИ стали радикальными украинскими националистами.
К концу 2014 – началу 2015 года уже стало тяжело общаться с людьми. На подъездах появились объявления: «Бытовой сепаратизм надо задушить на корню! Звоните в СБУ».
Мужчины после работы вместе покурят, выпьют пивка, поспорят о политике, тут же кто-то напишет донос – и вскоре человека забирают в СБУ.
ВЗГЛЯД: Что лично вас удержало от принятия украинских националистических взглядов? Вас ведь убеждали наверняка.
С. Т.: Разные были беседы с людьми на бытовом уровне. Вы, говорю, когда меняли советские «жигули» на первую современную машину, кто у власти был? Пророссийский президент. Второе пришествие Януковича – опять машину берут. А когда начинается стремление к Европе, с Россией разрыв, то все идет только хуже, доллар скачет, нервотрепка, бизнес замирает. Я человек рациональный и вижу – когда идет сближение с Россией, на Украине растет стабильность. Пророссийский президент выгоден Украине даже просто экономически.
ВЗГЛЯД: И вы в итоге вернулись в Крым...
С. Т.: Да, но у меня были трудности с получением гражданства. Хоть я и родился в Челябинской области, но был прописан в Запорожье. А с украинским паспортом в Севастополе работу не найдешь.
На Украине утверждают, что Россия пачками в Крыму в 2014 году паспорта раздавала. Ничего подобного. Были люди, много лет жившие в Севастополе, но без прописки. И чтобы получить гражданство РФ, им приходилось через суд доказывать, что они здесь жили, приводили свидетелей, предоставляли документы из поликлиники. И я возвращался в Крым по программе возвращения соотечественников. Только в июне 2015 года получил паспорт гражданина РФ и смог переехать в Севастополь.
Очень быстро нашел новую работу – по обслуживанию сетей в ЦСКА и инженером во Всероссийском научно-исследовательском институте по эксплуатации атомных электростанций.
ВЗГЛЯД: Как встретили февраль 2022 года?
С. Т.: В качестве резервиста Минобороны.
ВЗГЛЯД: Заранее готовились?
С. Т.: Дело в том, что еще летом 2021-го на остановках в Севастополе появились объявления о том, что Минобороны набирает людей в мобилизационный резерв. И да – в тот момент я уже понимал, что вскоре очень вероятны события, подобные крымским, а может быть, и более серьезные.
И я пришел в военкомат с документами и записался в добровольческий отряд БАРС (Боевой армейский резерв страны – прим. ВЗГЛЯД). Через несколько недель нас вместе с другими добровольцами собрали на военные сборы в 810-й бригаде морской пехоты.
И вот 23 февраля 2022 года я еду к родителям на дачу – и вижу вдоль дороги много военной заправочной техники. Я такое количество машин никогда в жизни не видел. К этому времени уже были обстрелы Донецка, там была объявлена мобилизация. И я еще родителям сказал, что, вероятно, как раз 23 февраля начнется какая-то военная операция. У меня на балконе был заранее собран рюкзак со всем необходимым. По контракту нам могли позвонить, и в течение 10 часов мы должны были появиться в части.
Затем нас вызвали на 12-дневные сборы, проводилась тактическая, медицинская, стрелковая, химическая подготовка. Психологи с нами общались, опросы проводили, готовы ли мы прибыть по мобилизации.
21 сентября 2022 года объявили о мобилизации, 10 октября я пришел в военкомат за повесткой, а 11-го уже прибыл в 810-ю бригаду. В круглосуточном режиме мы принимали пополнение, стали разворачивать полк. Я отвечал за документы и организационные вопросы в штабе.
ВЗГЛЯД. Как родные отреагировали на ваш уход в армию?
С. Т. Я еще с тех пор, как пошел в резервисты, стал настраивать родителей и жену на то, что возможны в будущем боевые действия. Но объяснял, что дальше Крыма нас не пошлют, потому что мы территориальные войска – хотя, конечно, и сам не знал, что и как будет происходить. Просто и их, и себя успокаивал. Но мои близкие – люди рациональные. Мама у меня медработник с большим стажем, спокойный человек. Отец тоже спокойно, рационально к этому относится.
На эту тему Ветераны СВО способны усилить российское влияние в Африке Ветеран СВО из кресла в министерстве перешел в войсковую разведку и обратно Ветеран СВО: В плену нам сказали, что мы – «обменный фонд»
ВЗГЛЯД: В боевой работе как-то пригодилось то, что вы – бывший украинский гражданин?
С. Т.: Безусловно. У меня мама с Урала, а отец – этнический украинец. Я с детства свободно говорю на обоих языках. Украинский в школе и вузе изучал, в том числе технический. На атомной станции при правлении Ющенко нужно было всю документацию переводить. И с местными носителями языка я свободно изъяснялся по-украински. Наше подразделение, в частности, занималось контрразведкой – и уже потом я занимался переводом найденных в домах документов, помогал контрразведчикам вскрывать украинскую агентуру. Пригодилось и знание местности в Энергодаре.
ВЗГЛЯД: Вы там в итоге воевали?
С. Т.: Не совсем. Когда меня мобилизовали, я просился в Энергодар. Объяснял – мол, по роду своей деятельности на АЭС знаю там весь город, все подвалы, каждый куст. Два батальона нашей бригады перекинули из Херсонской области в селения под Энергодар. И меня туда взяли на несколько дней – я помогал на местности ориентироваться, показал, где какие находятся бункеры, объекты, проезды. Там же много защитных объектов на случай ядерной аварии.
ВЗГЛЯД: Не было внутреннего конфликта, что вы наполовину украинец, а воюете за Россию?
С. Т.: Я люблю шутить про себя – есть лица без определенного места жительства, а я лицо без определенной национальности. Я с детства рос в русско-украинском слиянии культур. Когда знаешь историю Российской империи, СССР, современного государства, то понимаешь, что национальность, происхождение должны играть минимальную роль с точки зрения того, с каким государством ты себя ассоциируешь и которому служишь.
У меня прадедушки и по материнской, и по отцовской линии погибли во время Великой Отечественной войны. Тогда украинец и русский сражались не друг с другом, а за нашу общую Родину.
ВЗГЛЯД: Какая у вас была военная специальность на фронте?
С. Т.: В 2021 году я стал инструктором по радиационной, химической и биологической защите батальона. В период холодной войны эту должность ввели во всех батальонах, а потом по функционалу она фактически стала соответствовать должности помощника начальника штаба, делопроизводителя. Так что я не на поле боя, а в штабе штурмовал горы бумаг военной бюрократии.
Но от этой работы многое зависит: численность состава, отпуска, награждения, выплаты, отбытие, прибытие, все материально-техническое оснащение подразделения, боеприпасы, оружие, автомобили, запасы горюче-смазочных материалов.
ВЗГЛЯД: Где проходила ваша служба?
С. Т.: После полутора месяцев обучения в Севастополе нас направили на оборону Крыма в район Евпатории. Мы делали на пляжах укрепления для отражения потенциальных атак вражеского десанта – устанавливали «зубы дракона», бетонные пулеметные точки, минометные позиции, копали траншеи. Параллельно несли боевое дежурство.
Тогда нам было смешно – думали, зачем все это? Неужели Украина высадит каких-то диверсантов на западное побережье Крыма? Как они дойдут сюда из Одессы? А уже потом выяснилось, что все мы делали не зря – оказалось, что они действительно пытались туда высаживаться.
ВЗГЛЯД: Как крымчане реагировали на происходящее?
С. Т. Местное население очень поддерживало. Наш мотострелковый батальон сформировали из крымских ребят. Оказалось, что несколько человек набрали прямо из тех сел, в которых мы стояли. И они быстро прошлись по родственникам, по турбазам, нам привезли кровати, матрасы, подушки, одеяла. Технику нам давали.
Детишки в школах рисовали открытки. Помню, у меня лежала стопка открыток. В одной из них мальчик семи лет написал о том, что его папа тоже служит в зоне СВО. Понятно, что мальчик писал не адресно, просто какому-то из российских военных. Смотрю, а фамилия у мальчика знакомая. И действительно, оказалось, что такая же фамилия у одного из военнослужащих второй роты – и он его отец. Когда отнесли рисунок сына бойцу, он плакал.
А чуть позднее нас направили в город Токмак Запорожской области на направление наиболее вероятного прорыва противника.
ВЗГЛЯД: Это там, где проходил потом украинский «контрнаступ»?
С. Т.: Да, разведданные говорили о том, что там пойдет основной удар – на Васильевку, что будет десантная операция по Каховскому водохранилищу. Нас отправили не на первую линию, а километров за 30-35, в «третий эшелон». В ночь на 19 июня 2023 года основные силы нашего батальона зашли в село Работино Запорожской области, а мы со штабом оставались в тылу.
ВЗГЛЯД: В чем заключалась ваша личная боевая задача?
С. Т.: Самое главное – обеспечить связь, взаимодействие, передачу данных и координат, чтобы подразделение не потеряло управление. В том числе на мне был сбор, аналитика, передача информации в штаб бригады о личном составе и вооружении – сколько солдат раненых, погибших, сколько у них таких-то автоматов, таких-то пулеметов, патронов, мин и т. д.
20 июня начали крыть очень сильно. ВСУ включили РЭБ. Пошли активные боевые действия. Было сложно. У нас же не было боевого опыта.
Из-за потери связи пришлось построить самую простую систему, радиомост. Ночью на расстоянии 3-4 км друг от друга выстроили семь машин, постов-радиоточек. Поскольку все прослушивалось, командир передавал сообщения особыми шифрами, сигналами управления.
Каждой точке на карте, например, присваиваются свои названия – птицы, змеи, животные. Например, звучит команда «33 попугая» – и все знают, куда бить.
Две ночи мы обеспечивали управление именно по такому мосту. Также передавали координаты для артиллерии для нанесения ударов по наступающим подразделениям. Четыре-пять дней не спали. Потом связь восстановили, стало легче.
ВЗГЛЯД: Страшно было?
С. Т.: Конечно. Но работа на атомной станции и обучение на военной кафедре в сфере МЧС научили меня тому, что нельзя показывать страх – он будет распространяться. Самое главное – тушить панику, взбадривать людей личным примером.
Но главное, наш батальон хорошо себя показал. Например, когда мы уже освобождали позиции, пришлось возвращаться, чтобы поддержать сменщиков. И это было сделано настолько эффективно, что за эту боевую работу из нашего батальона 43 человека были награждены особым порядком.
ВЗГЛЯД: Что такое «особый порядок»?
С. Т.: Это когда медаль вручают непосредственно в поле, без предварительного прохождения документов и без изначального представления. В сейфе у командующего группировкой лежит какое-то количество наград с номерками, их привозят, и командир составляет список награждаемых. Людей строят, вручают награды – и только потом начинается оформление документов, издается указ об особом порядке награждения, выдается удостоверение. Было вручено более 500 наград бригаде – ордена Мужества, медали «За отвагу».
ВЗГЛЯД: Вы сказали, что освобождали позиции. Вашу часть перебросили на какое-то новое направление?
С. Т.: Да, в Херсонскую область. Боевая задача – оборона села Крынки, в котором уже вовсю орудовали ВСУ. Там за селом лесок очень удобный, и в нем начали накапливаться ВСУ, создавать плацдарм, чтобы продвигаться дальше, перерезать трассу, идти на Каховку. У них были планы глубокого прорыва. За этот лес несколько месяцев шли длительные бои, он переходил из рук в руки… И по разным населенным пунктам вокруг Крынок было выстроено каре из подразделений нашей бригады.
У села Подстепное была асфальтированная дорога до Днепра. Мы стояли вдоль нее для предотвращения прорыва ВСУ по этой трассе. Противник бил артиллерией, дронами. Местность пустынная, песчаная, хорошо просматриваемая. Все закопанные укрепления днем ВСУ разбивали, ночью наши снова строили.
ВЗГЛЯД: Что было самым главным в вашей работе в тот момент?
С. Т.: Предотвращение утечки информации о местонахождении точек управления. Наши соседи допустили пару ошибок – и были нанесены удары «Хаймарсами» по узлам связи. И маскировка, конечно. Разворачивание штабов минимальными силами.
ВЗГЛЯД: Как происходят утечки? «Кроты», агентура?
С. Т.: Вирусы. Управление в основном идет через мессенджеры. И например, бойцу могут прислать сообщение от неизвестного пользователя: «Я подполковник такой-то, приказываю срочно представить к награждению таких-то бойцов», и в сообщении ссылка. Боец нажимает, а там вирус. Он заражает телефон и передает все его данные противнику.
Поэтому в зоне боевых действий надо предельно строго соблюдать цифровую гигиену. Точно знать, с кем ты говоришь, кто может давать тебе указания, кому ты можешь передавать информацию и какую. На фронте любимый ответный вопрос, когда кто-то у вас что-то спрашивает: с какой целью интересуетесь? А самая важная информация передается только из уст в уста.
Но вскоре после этого меня из зоны боевых действий перебазировали в штаб бригады в Севастополе. И хоть работа в тылу и с документами, но загорать мне там не приходилось.
ВЗГЛЯД: Тоже штурмовали военную бюрократию?
С.Т.: Как говорили наши учителя на атомной станции, чтобы дело делалось, надо каждой бумаге приставить ноги. А если какой-то бумажки не хватает, ее надо добыть, потеребить кого-то в бригаде, чтобы написали рапорт, восстановили цепь событий. Работа шла чуть ли ни в круглосуточном режиме. Выходных нет. В полночь, в час ночи домой приехал, а к семи уже надо быть в части. А если ты на дежурстве или в части тревога объявлена, то там и ночуешь.
Параллельно у меня семейные обстоятельства обострились. Родители уже в возрасте. Сестра старшая инвалид с детства. Ей тяжело дались те два года, которые я был на СВО. Пришлось начать процесс демобилизации. Законодательством предусмотрены случаи увольнения из армии, в том числе и по семейным обстоятельствам. Сейчас я уже в запасе.
ВЗГЛЯД: Чем вы занимаетесь в мирной жизни?
С. Т.: По закону и контрактники, и мобилизованные приостанавливают работу на время службы, сохраняя свои должности. Так что я вернулся на прежние два места работы, компетенции не потерял.
ВЗГЛЯД: Не думали возвратиться на Запорожскую АЭС? Она теперь в России.
С. Т.: Туда меня уже звали. Но пока держат семейные обстоятельства. Нужно сначала обустроить жилье для родителей и сестры.
ВЗГЛЯД: Поддерживаете контакты с сослуживцами?
С. Т.: Конечно, я ребятам помогаю. Из бригады мне иногда звонят, советуются, как приставить каждой бумаге ноги. Но ребята – достойные ученики, быстро схватывают.
И конечно, передаю в свою часть гуманитарную помощь.
ВЗГЛЯД: Армейский опыт пригодился в мирной жизни?
С. Т.: Я считаю, что любой опыт в жизни – важный этап обучения. Никогда ни от чего не отказывался в этом смысле. Мне всегда все было интересно. Все изучал, все пригодилось. Разработал в итоге свою методику обработки большого объема информации.
Армейский же опыт научил меня пониманию людей, осознанию того, кто на что способен. Например, у нас в батальоне был боец, который злоупотреблял алкоголем, имел проблемы в семье. Мы его по его же просьбе закодировали, и он оказался рукастым, весь транспорт нам ремонтировал. Выяснилось, что он как раз и выпивал из-за того, что ему не давали заниматься любимым делом – машины ремонтировать. Мы привозили ему УАЗики на ремонт, и он их почти с закрытыми глазами собирал – сам в штурмы не ходил, но обеспечивал нам боеготовность. Командование в итоге наградило его Георгиевским крестом IV степени.
ВЗГЛЯД: Характер не поменялся после пережитого и увиденного на фронте?
С. Т.: Стал острее воспринимать некоторые вопросы. Я ни от кого не требую помощи. Разве что на какие-то ситуации и поведение людей реагирую уже по-другому. Что-то дедовское, ворчащее появилось. Иногда грусть накатывает, но собираюсь и иду чем-то заниматься. В целом все в порядке.
Я физик по мышлению. Мне рациональность досталась от дедушек – от кузнецов, от каменщиков. Мое любимое пожелание всем на любом празднике – это устойчивого равновесия во всем. Немножко холодного здравого смысла подключаешь, и становится все нормально.