Ветеран СВО Ян Основин из кресла в федеральном министерстве перешел в войсковую разведку и обратно

«Как-то ночью нам доставили коробку с гуманитаркой, где были и сухие носки. Не припомню, какой вещи я в своей жизни радовался больше». Ветеран СВО Ян Основин рассказал газете ВЗГЛЯД о том, почему променял кабинет в федеральном министерстве на службу в подразделении специального назначения – и как этот опыт сказывается на его работе в Минэкономразвития после возвращения с фронта.

34-летний Ян Основин – один из тех, кто сегодня составляет планы развития промышленного производства в Минэкономразвития России. В свое время, при обучении на факультете госуправления МГУ, предметом его научных интересов был главным образом украинский кризис, начиная с «оранжевой революции». В 2022 году у него была возможность продолжить карьеру чиновника в министерстве и защитить кандидатскую диссертацию. Но Основин предпочел другой путь – уйти на фронт. Так сугубо научная теория превратилась для московского чиновника в суровую, смертельно опасную практику на полях спецоперации.

Как ему еще до участия в спецоперации пришлось бороться с антироссийскими санкциями? Почему родственники не знали о его службе? Каким образом военный опыт влияет на его сегодняшнюю работу в Минэкономразвития? Об этом и многом другом Ян Основин рассказал газете ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД: Ян Алексеевич, где вас застал февраль 2022 года, момент начала спецоперации?

Ян Основин: Стоит начать раньше – еще во время учебы в МГУ в мои исследовательские интересы входил украинский кризис. В 2018-м я с отличием защитил магистерскую диссертацию как раз о влиянии внешних сил на Украину. А с февраля 2022-го мне как советнику одного из департаментов Минэкономразвития выпала честь и ответственность вместе с коллегами по министерству участвовать в подготовке мер по преодолению санкционного давления на нашу страну.

ВЗГЛЯД: Вам специально поставили эту задачу?

Я. О.: Так же, как и остальным сотрудникам министерства. В марте нас мобилизовал министр. В специальном письме он сообщал, что на нас рассчитывает народ России, что вызовы следует превратить в возможности, собраться с силами и осмысленно потрудиться.

В первые месяцы СВО раньше 9 часов вечера никто из коллег с работы домой не уходил. Но, видимо, не мы одни трудились с усиленной самоотдачей – поэтому промышленное производство все три года в стране не снижалось и стало в итоге одним из драйверов экономического роста. Вообще, такой рост экономики на фоне боевых действий – редкое сочетание в истории.

На эту тему Ветеран СВО Кирилл Назаренко: В плену нам сказали, что мы – «обменный фонд» Ветеран СВО Евгений Рассоха: Мне было суждено с боями пройти весь Мариуполь Ветеран СВО Денис Орлов: Мои ребята нашли украинскую лабораторию по разработке ядерного оружия

Но это все случилось потом, а в тот момент многие иностранные поставщики перестали исполнять свои обязательства, и приходилось буквально в ручном режиме помогать предприятиям, оставшимся без оборотных средств. Вплоть до нехватки денег на зарплаты. Некоторым отраслям, например, машиностроению, было тяжко.

ВЗГЛЯД: Как вы пришли к решению сменить работу в министерстве на службу на передовой?

Я. О.: В свое время я проходил срочную службу в российской армии – и как раз в том соединении специальной разведки, которое сегодня активно участвует в спецоперации. Я не терял контакта с сослуживцами, а после начала СВО это общение даже усилилось. Мне сообщили, что есть нехватка личного состава – и я принял решение помочь ребятам.

Ну и, кроме того, к тому моменту, к концу лета 2022 года, мне уже было понятно, что наша страна выдержала санкционный удар, экономика стабилизировалась и пришло время потрудиться уже там.

ВЗГЛЯД: У вас была бронь от мобилизации?

Я. О.: Да, бронь была. Хотя я принял решение уйти добровольцем еще до начала частичной мобилизации. Решение это удалось продавить с трудом. Начальство было против, поскольку оно по понятным причинам сконцентрировано на своих задачах. Но когда стало понятно, что мое решение твердое, принято в здравом уме, отнеслись с пониманием. В августе я поехал в свою часть и заключил контракт.

ВЗГЛЯД: Были там такие же добровольцы, как вы?

Я. О.: Конечно. И это были очень убежденные люди. Было много старой славной гвардии времен чеченских кампаний.

ВЗГЛЯД: Какую подготовку вы прошли перед отправкой в зону боевых действий?

Я. О.: Четыре дня на полигоне. А затем сразу – передовая в районе Красного Лимана. На первой же боевой задаче я в составе разведгруппы оказался в окружении…

ВЗГЛЯД: Как действовали в этой ситуации?

Я. О.: Старался не паниковать, трезво оценивать ситуацию. Понимал, что сам нахожусь в тумане войны, и обстановка до конца непонятна. Стоит быть чрезвычайно аккуратным и осторожным. Ну мы и вышли в итоге вполне успешно.

На самом деле тот эпизод мне уже трудно вспомнить, он слился для меня с чередой других боевых задач.

ВЗГЛЯД: Вы служили разведчиком или в каком-то ином качестве?

Я. О.: Специальность моя была связана с медициной. Проще говоря, когда в кого-то попали, моя задача – выдвинуться к раненому, оттянуть его в менее опасное место и оказать первичную помощь. В этом смысле мне помогли знания по физиологии, полученные в университете.

Я оказывал помощь, накладывал повязки, жгуты, эвакуировал раненых. Помимо Красного Лимана, мне довелось служить в районе Купянска и Кременной.

ВЗГЛЯД: Как вам было в окопах с бытовой точки зрения – после московского кабинета? Хорошо ли служило обмундирование?

Я. О.: Обмундирование, кстати, я купил сам. Закладывался на осенний период, но в итоге проходил в осенней амуниции до самого Нового года. Боевые задачи были очень насыщенные, а отдыха – совсем немного, но потом пришли мобилизованные, и стало попроще. И с обеспечением тоже стало получше.

Как-то зимой провел пару суток с мокрыми ногами, а ночью нам доставили коробку с гуманитаркой, где были и сухие носки. Не припомню, какой вещи я радовался в своей жизни больше. Большое спасибо девчатам из Балаковской городской клинической больницы, отправившим эту посылку!

ВЗГЛЯД: Запомнилась какая-либо особенно успешно выполненная боевая задача?

Я. О.: Возле одного села в ЛНР во время выхода в разведку мы столкнулись с группой наемников украинского Иностранного легиона. Их заметил головной дозор, сообщил командиру. После его сигнала мы зашли во фланг, завязался бой, в ходе которого было уничтожено до семи наемников, была взята ценная аппаратура – рация и рабочие блокноты. После чего я перевел эту ценную информацию и доложил все в штаб.

ВЗГЛЯД: Какие задачи чаще всего ставят бойцам спецназа?

Я. О.: Задачи в основном были двух типов: либо разведка и выявление целей, либо штурм. Как правило, разведку ведут прямо на линии боевого соприкосновения, но наблюдательные позиции организовывают зачастую в «серой зоне» перед первой линией. Для этого важно иметь хорошую маскировку и выдержку, не привлекать к себе внимание, как у нас выражались, – оставаться в режиме максимальной выживаемости. Только наблюдение, контроль – будь то с квадрокоптера или иных приборов.

ВЗГЛЯД: Условия СВО повлияли на тактику применения спецподразделений войсковой разведки?

Я. О.: Радикальным образом. Прежде всего из-за массового применения БПЛА. Дроны – в особенности с тепловизионными комплексами – стали настоящей проблемой, скрыться от такого дрона очень сложно. Зачастую с этим помогает справляться снаряжение с инфракрасной ремиссией, специальные способы маскировки. Но несомненно то, что дроны сделали работу разведчиков более опасной. Добавили постоянное чувство риска.

ВЗГЛЯД: При этом БПЛА могут быть не только проблемой, но и полезным инструментом...

Я. О.: Поначалу дроны считались огромным дефицитом. Порой, когда я находился в расчете и наш дрон не возвращался – садилась батарейка или терялся сигнал, – нам с командиром приходилось выдвигаться на территорию противника, чтобы найти дрон и продолжить выполнение задач.

ВЗГЛЯД: Ради одного коптера рисковали жизнью?

Я. О.: Да. На роту было порядка двух дронов – это очень мало. Сколько их теперь, я по понятным причинам сказать не могу. Но Россия уже в числе лидеров на мировой арене по их созданию и использованию.

В нашей стране за короткий срок созданы крупнейшие центры развития беспилотных авиационных систем и экспериментальные правовые режимы их использования. Идет очень жесткое технологическое соперничество с ВСУ. Где-то противник имеет преимущество, использует инновации, где-то российская смекалка прикручивает к дрону оптоволоконный кабель и делает его неуязвимым для РЭБ.

Более того, я увидел огромный потенциал использования дронов и роботов в гражданской жизни, от установки на них различных датчиков, излучателей, интерфейсов до интеграции с манипуляторами, приводами и иным оборудованием. Такие аппараты понадобятся почти во всех секторах экономики и в ближайшем будущем. А те специалисты по БПЛА, что служат сейчас на СВО, будут востребованы и в гражданском секторе.

ВЗГЛЯД: То есть вы и на фронте думали о задачах вашего министерства.

Я. О.: Конечно, во время службы я передавал коллегам в Москву информацию – по каким направлениям распространять меры поддержки и где нужны инновации. Вообще в первые полгода только коллеги и знали, где я нахожусь.

ВЗГЛЯД: А как же семья? Родители? Они не знали, что вы участвуете в боевых действиях?

ВЗГЛЯД: Когда вы рассказали правду?

Я. О.: Когда вернулся домой после ранения. Но теперь все в порядке. Я прошел реабилитацию и вполне восстановился.

ВЗГЛЯД: А психологически?

Я. О.: Не думаю, что мое психическое здоровье сильно пострадало. По крайней мере, врачи не нашли никаких патологических последствий.

ВЗГЛЯД: Легко переключились из военной реальности в прежнюю, мирную?

Я. О.: В чем-то было нелегко. Тем более что я общался с людьми, которые стали особенными в период испытаний.

С одной стороны, эмоционально в этом есть диссонанс. Однако головой мы – все, кто вернулся оттуда, – понимаем, что это правильно. Правильно, что теперь мы живем там, где нигде ничего не взрывается, все тихо, все согласно общепринятым нормативам… Все-таки войны ведутся ради мира.

И я каждый день говорю «спасибо» коллективу, в который я там влился, моим боевым товарищам. Это профессионалы с большой буквы. К сожалению, некоторых уже нет в живых. В том числе и моего командира, который героически погиб в конце прошлого года при штурме Торецка. Он помогал адаптироваться, постоянно что-то подсказывал, его действия неоднократно спасали и меня лично, и всю нашу группу. Этот человек для меня – образец мужества, выдержки, профессионального военного таланта.

ВЗГЛЯД: Пережитый военный опыт сказался на вашем характере?

Я. О.: Не могу сказать, что я лично сильно изменился. После увольнения из Вооруженных сил в феврале 2024 года вернулся в министерство на свою прежнюю должность и влился в тот же водоворот поручений и документов.

Рефлексия о том, что со мной произошло, меня не преследует. Передо мной стоит много задач, и все они важные, ответственные, так что нет времени на самоанализ. Насыщенная работа не позволила зациклиться на этих сравнениях и искать в мирной жизни что-то такое, что я получал как военный.

ВЗГЛЯД: С сослуживцами общаетесь?

Я. О.: Ежедневно. И с теми, кто еще там – и с теми, кто возвращается в мирную жизнь, в том числе с увечьями. Как ни странно, потеряв физически, они не теряют в предприимчивости. Кстати, последние законодательные поправки, разработкой которых занимался Минэк в части льгот участникам СВО при ведении бизнеса, – для них значимое подспорье.

Кроме того, с экономической точки зрения очень важна социальная адаптация вернувшихся ветеранов. Тем более что у государства большие потребности в кадрах. Уже имеются программы по обучению и переквалификации ветеранов, и уверен, что их будет еще больше.

ВЗГЛЯД: Кем видите себя в ближайшем будущем?

Я. О.: Пока не окончилась СВО, буду по-прежнему оставаться на государственной службе. Хотелось бы поработать и в воссоединившихся с Россией регионах. Возможно, что совсем скоро мне это удастся.