Айрат Сабиров: "Мариуполь мог случиться в Казани! На двести процентов они пришли бы к нам!"

Эксклюзивное интервью с участвовавшим в штурме "Азовстали" и Попасной добровольцем из Татарстана

Казанец Айрат Сабиров — человек с уникальной биографией. Потомок революционера Махмуда Дулат-Али, предприниматель, охотник, альпинист-любитель, интернационалист с двумя высшими образованиями, в свои 53 года он отправился на Украину в качестве добровольца. Прошел обучение в Грозном и вместе с чеченскими отрядами сражался "на передке" в российской военной спецоперации, которую предлагает все-таки называть полноценной войной*. Пройдя Мариуполь, был контужен в бою за Попасную, вернулся и сейчас проходит лечение. В эксклюзивном интервью "Реальному времени" Айрат Сабиров рассказывает о том, кто и почему идет в добровольческие отряды, чем на самом деле занимаются кадыровцы, которых враг уничижительно прозвал "тик-ток войсками", каким оружием и возможностями обладают сегодня ВСУ и в чем сила и преимущество российских военных.

Фермер с двумя высшими и правнук революционера

— Айрат, 53 года — не тот возраст, чтобы очертя голову бросаться на передовую. А вы записались добровольцем — почему?

— Я — интернационалист по жизни. Родители так воспитали. И друзей у меня множество — самых разных национальностей. Я ненавижу, когда человека травят за цвет кожи, национальность и прочее. Человек — это то, что внутри! И у меня есть свои счеты с фашистами, а дед воевал как раз в тех местах, куда я поехал. И вообще я не люблю, когда обижают слабых.

— Интернационалистов много, но воевать идут не все.

— В конце 80-х — начале 90-х я служил в армии — был на Северном Кавказе. Писал заявление, чтобы направили в Афганистан. Но это был 1989 год — войска как раз оттуда вывели, я не успел. Я — охотник, но на охоту хожу с мыслью, чтобы только зверь на меня не вышел. Сам процесс, когда выслеживаешь его, мне нравится, а стрелять по зверушкам не люблю, не хочу. А еще для меня важно и охотничье, и воинское братство — там, скажу я вам, настоящие мужчины, все на виду, и вся пена в тех условиях сразу с людей сходит.

— Ваши отец, дед, вы сами — профессиональные военные?

— Нет, я фермер во втором поколении. Покойный отец этим же занимался в Зеленодольском районе, а я продолжаю его дело. Профессиональным военным в нашей семье никто не был, а если вспомнить прадеда — Махмуда Дулат-Али — можно сказать, что наша семья скорее имела отношение к культуре. Он был близок с Тукаем, воевал с белочехами, выпускал газету "Сугыш сафы" ("Фронт"), сотрудничал с газетой "Чулпан", а погиб в 1919 году в командировке под Стерлитамаком — в Баймаке его расстреляли анархисты.

У меня два высших образования — экономист и историк. Но это оказалось не мое — и менеджером в торговле мне не понравилось быть, и историю сейчас так перевирают, что просто невозможно всерьез к этому относиться. Есть среднее техническое, я владею несколькими профессиями — я и холодильщик, и сварщик, и автомеханик. А фермерством занялся вместе с отцом, он у меня был геологом, нефтяником, а в перестройку решил заняться сельским хозяйством. Я просто продолжил дело отца.

"Обращался здесь в Казани в военкомат — там ответили, что я старый"

— Как вы оказались именно в чеченском подразделении?

— Я вначале обращался здесь в Казани в военкомат — там ответили, что я старый, не взяли. Я доказывал, что хоть и старый, но многим молодым дам фору. Говорил, что в прошлом году на Эльбрус забрался — многие молодые там побывали? Надо, говорю им, человека реально оценивать, а не формально. Но бюрократические препоны, сами понимаете… Не пропустили. Но не зря говорят о провидении. Товарищ прислал мне видеоролик, а там: "Хватит сидеть на диване, приезжайте в Грозный. Мы сейчас в администрации, нам выдали одежду, оружие — завтра будем выдвигаться на позиции…" И телефон указан — я позвонил. Мне сказали: "Приезжайте!" И добавили, что возраст — не проблема.

— И как вас там приняли?

— Все быстро, организованно там прошло. Возглавлял работу с добровольцами чеченский командир Бекхан, я очень благодарен ему. С нами провели обучение — дней пять, выдали снаряжение, оружие — и на передовую!

— А как вы получили контузию?

— Нас как раз перебросили из Мариуполя в укрепрайон Попасного, из городских боев в полевые перебросили. В первый же день мы зашли в эту деревню, но наш командир дал команду отойти, он опытный, западню почувствовал. И только стали отходить, как нас минометным огнем накрыло. Многих зацепило. Очень помогли бронежилеты и каски, но посекло многих. Меня вот контузило, а у многих были компрессионные переломы позвоночника, внутричерепные травмы, ногу одному крепко ранило, еще один серьезно пострадал, и один — "двухсотый".

"Деньги, что мне заплатили, раздал в мечети"

— Нередко можно услышать, что в этих подразделениях воюют не добровольцы, а наемники. Дескать, когда едут, руководствуются не убеждениями, а желанием заработать.

— Начну издалека. Меня очень сильно коробит, что наши спортсмены выступают под белым флагом. Это цвет капитуляции. Меня очень это возмущает: где же их патриотизм? Я бы на их месте внаглую с российским флагом вышел — ну и пусть наказали бы потом. Зато они показали бы, что мы своей страной гордимся! А многие настоящие спортсмены не выступали под белым флагом, не зарабатывали, а поехали с нами воевать. Они и у нас в подразделении были — в основном те, кто занимается единоборствами. Ребята веселые, жизнерадостные, с настоящим боевым характером, и проявили они себя отлично!

— Но добровольцам все-таки платят, это правда?

— Я уже говорил, что, поехав туда, взял деньги на всякий случай, а там, оказалось, платят. Но я эти деньги, что мне заплатили, раздал в мечети. Я считаю, что деньги нужнее там. И там многие поступают как я. Чеченцы, когда берут населенный пункт, скупают весь базар и раздают местным жителям продукты. Так что деньги нужнее там — для того, чтобы жизнь налаживать.

"Интернационал" на Украине

— Понятие "чеченское подразделение" предполагает, что командиры, организаторы, бойцы — чеченцы. А как бойцы разных национальностей находят общий язык — в прямом смысле? Как понимают друг друга?

— А там все очень грамотно, продуманно было сделано! Тех, кто из глубинки из Чечни — вообще по-русски не разговаривали, поэтому из них формировали отдельные подразделения. А кто хорошо владел русским — были с нами. Мы понимали друг друга.

— А кто еще был в вашем подразделении, в соседних?

— Было очень много ребят из Татарстана, и со всех концов России много людей приехало. У нас было не больше 30 процентов уроженцев Северного Кавказа. А вот в соседнем подразделении — 150 чеченцев.

Война по-новому и по-старому

— Подготовка была, как я поняла, короткой. Вы служили в армии — что-то новое узнали сейчас?

— Во время обучения мы выезжали на полигон. И знаете, оказалось, что нас в армии учили совсем другому. Нас тогда готовили к окопной войне, а здесь — к боям в "зеленке" и к городскому бою, когда надо передвигаться иначе, даже автомат надо иначе держать, чем мы привыкли. Хотя впоследствии мы и в городских условиях действовали, и на "зеленке" — все знания пригодились.

— В городе сложнее воевать, страшнее?

— Война — это страшно везде. И в окопах, и не в окопах. Я воевал и в Мариуполе — участвовал в боях около администрации завода "Азовсталь", и в Луганске — мы Попасную брали.

— Экипировка, вооружение были достойными, надежными?

— Сейчас снаряжение, одежда, оружие — все другое. Бронежилеты легче, разгрузки удобнее, чем были, когда я в армии служил. А автоматы у нас были 7,62-миллиметровые, а сейчас 5,45 миллиметра, облегченные. Но старые были лучше, это я как охотник говорю. 5,45 — это "натовский" калибр, нам его навязали, а сами натовцы на основе нашего 7,62-го сделали 308-й.

Информационная война под красным знаменем

— Когда в новостях говорят об успехах российских военных, многие относятся к этому с недоверием. Что вы увидели сами — правду говорят или приукрашивают?

— Идет информационная война: и та, и другая сторона старается показать себя более сильной, чем есть. Иначе нельзя — иначе мы проиграем. Я так скажу: у нас самое лучшее оружие, но лучше бы, если бы его было еще больше. Надо использовать по максимуму наши тяжелые огнеметные системы "Солнцепек" и "Буратино". Да, они страшные! А как иначе? Иначе к всушникам никак не подберешься, годами их из бункеров можно будет доставать безрезультатно. И будут гибнуть наши парни — настоящие, а не те, кто покорно под белым флагом выступают.

— Сейчас в обществе идут споры — не пора ли России вернуть красный флаг…

— Под красным флагом уже воюют многие наши ребята. Потому что это знамя наших отцов и дедов. Я видел добровольцев, приехавших с Севера. — молодые парни, а во всю спину — наколка, как красное знамя советские бойцы поднимают над Рейхстагом. У нас был настоящий интернационал. Были ребята из Москвы и Подмосковья — "Бизон", "Вал" и "Саймон", командир у нас был украинец, у него и позывной — "Хохол", еще один украинец был из Ставрополья — "Албанец". Был спортсмен-единоборец из Дагестана — "Волк", депутат из Ханты-Мансийска — чеченец "Супьян", даргинец — у него и позывной такой был, ребята с Урала — "Бурый" и "Щепа", "Казах" — приехал специально из Казахстана. Двое снайперов были из Якутии — профессиональные охотники "Петя" и "Саша".

— То есть зря старшее поколение обвиняет молодежь в отсутствии патриотизма?

— У нас много идейных, патриотически настроенных молодых ребят! Со мной был парень с позывным "Малой" из Татарстана — из Песчаных Ковалей. 20 лет ему, невысокого роста, в армии не служил, автомата в руках прежде не держал. А внутри — железо! Он пошел туда по убеждению. Мы его правдами и неправдами отодвигали от боевых действий, а он стоял на своем: "Вы же обещали взять!" Взяли. Попали под минометный обстрел, зажали нас серьезно. И я видел его глаза — он не трусил.

"Они умеют воевать"

— Каков наш противник из ВСУ? Насколько правы те, кто из соображений пропаганды, представляет их неумелым плохо вооруженным сбродом?

— Нет, они умеют воевать! Выучили и тактику, и стратегию. Уроки американские выучили, умеют и заманить, не теряя своих людей, и огнем накрыть противника.

— И что этому можем противопоставить мы?

— С нами воевали профессиональные военные. "Вагнеровцы", которые прошли по две-три войны, ребята из ОМОНа, спецназа, те, кто участвовал в чеченских кампаниях. Это профессионалы, они действия противника просчитывали. У нас воевали отцы, которые искали своих детей, отцы, которые вместе с сыновьями воевали — двое таких были с позывными "Монах" и "Послушник". Мулла был среди воевавших с нами. Это надежное фронтовое братство, где знают приемы противника и думают друг о друге.

— А разница в религии не мешает?

— Вы видели, может быть, ролик, когда один боец около церкви молится Аллаху, а второй его прикрывает? У нас друг друга уважали, и даже если вопрос о религии поднимался, разговор всегда заканчивался словами: "Ты брат!" И еще в Грозном такое уважение к пожилым, к вере, к женщинам, к духовной чистоте — я думаю, очистка нравов от всякой мути оттуда пойдет.

"Там жизнь обесценена"

— Мирные жители действительно нам рады или все-таки нет? Или они вообще радуются всем, кто приходит и раздает еду?

— Смотря кто и в каких городах — население там неоднородное! Луганск, Донецк — там нам по-настоящему рады. Именно нам. А вот в Мариуполе было 50 на 50. Потому что "Азовсталь" строили осужденные бандеровцы, и они же там потом осели, и детей воспитывали своих в соответствии со своими идеалами. Понятно, что нам они не были рады.

— А кто вообще остался там под огнем, что это за люди?

— Из мирных жителей мало кто остался, не уехал. И у них такое отношение к жизни… Она обесценена. Иногда человек идет мимо наших позиций под огнем, ДНРовцы ему кричат: "Куда ты?! Убьют! Уходи!", а он: "Я быстренько". Как будто ему все равно — жить или умереть.

— Сейчас "азовцы" сдались в плен. Какие они — их пленные?

— Я пленных не видел близко, ни одного. Но они такие же, как мы, я уверен, у нас же с ними корни одни, только идеалы и цели разные. И я не думаю, что какой-то перелом у них внутри возможен. Вы посмотрите, как они аплодировали в Бундестаге, когда было принято решение дать им оружие. Это внуки и правнуки тех, кого наши деды били, поэтому мы всегда будем для них врагами. И не надо витать в облаках.

"Это лучше забыть"

— Российских военных обвиняют в мародерстве…

— Да не до мысли там о том, как бы поживиться! Там даже видео, фото снимать было невозможно — не до того. Мародерство мы видели, но этим как раз всушники занимались. И их сторонники. Они как раз и таскались с тачками туда-сюда — потомки бандеровцев. А наших ребят обвиняют. Мол, они вещи утаскивали, — да что их нам, в рюкзак складывать?! Бандеровцы, да, грабили. Им надо же что-то поменять на еду и алкоголь.

— А еще чеченские подразделения прозвали "тикток-войсками" — якобы у них только и занятия — снять видео, покрасоваться, а реально никто не воюет.

— Кое-кто, конечно, ставил камеры на каски, но далеко не все. Не до того там, только смотришь, чтобы не застрелили. Когда воюешь, снимать нет времени и возможности. А те, кто снимал видео и фото — снимали не для того, чтобы выкладывать их в интернет, а, скорее всего, чтобы потом самим посидеть, посмотреть. Потом, конечно, эти картинки появлялись, и в "ТикТоке" появлялись тоже, но их выкладывали, я думаю, уже знакомые, родственники — те, кому наши ребята их переслали, поделились. В общем, это не тикток-войска, это точно. И вообще, не все надо выкладывать и вообще снимать. Когда воюют, такие моменты бывают… Только что ребята веселились — и вот они уже лежат без рук, без ног. Это лучше забыть.

В бою и после боя

— Вы упомянули про алкоголь — действительно бойцы ВСУ воюют "под градусом", под "кайфом"?

— Мы находили на их позициях неподписанные ампулы с наркотиками. И под наркотиками они воевали, я не сомневаюсь. Им же руки-ноги отстреливали, а они смеялись.

— А как вы сами напряжение снимали, справлялись с естественным под пулями страхом, тревогой?

— Война — это работа. Тяжелая работа. И там находятся далеко не дети — люди ведь пришли туда по своей воле. После боя кто-то выпить, кто-то закурить хочет. А я вот несколько лет не пью — спасаюсь анекдотом, хорошим словом, весельем. От выпивки эффект короткий, и напряжение потом все равно, как в скороварке, накапливается. Так что главное тут — сохранять нормальное настроение, а это возможно только если не принимать все внутрь себя. Мы поддерживали молодых ребят. Видели страх в их глазах и поддерживали. А потом они шли и делали, что надо.

— Страх был у всех?

— Знаете, ребята с Кавказа — молодые, веселые, дерзкие, бесшабашные. Говоришь: "Аккуратнее", — а кто-то не слушал. Но это и печально заканчивалось…

"Нас заманивали"

— С иностранными наемниками сталкивались?

— Ни в плен их не брали, ни среди "200-х" не видели. Но и всушники, надо заметить, старались не оставлять своих убитых. А вот в темноте в лесу я слышал французскую речь. Они нас заманивали…

— Как?

— Ну, чтобы мы зашли поглубже, они специально перекрикивались. Нас опытные ребята остановили: "Не вздумайте дальше идти". Расчет был на то, что мы в лес зайдем — а у них тепловизоры, хорошая оптика... Если бы мы стали догонять их, нас бы накрыли огнем.

— А у нас такая техника есть?

— Скажу так: у нас все было. В том числе и трофейное оборудование.

"Били их же оружием"

— Правда ли, что у них — только устаревшее оружие, натовское "б/у"?

— У них разное оружие — и современное, и устаревшее. Мы смогли захватить "Джевелин" с блоком управления. Это редкость — сам по себе ни дрон, ни "Джевелин" ничего из себя не представляет без блока управления. Поэтому всушники обычно эти блоки утаскивали с собой, не бросали после вывода дрона из строя. Его спецы сразу у нас забрали. Гранатометы иностранные мы захватывали — хорошие гранатометы, мы из них их же вполне успешно били.

— Судя по иным новостям, сейчас воюют в основном не люди — беспилотники. Сколько в этом правды?

— Люди всегда будут главными, но техника очень сильно вмешалась и в жизнь, и в войну. И у нас, и в ВСУ ее очень много. Дроны, например, очень помогают: теперь корректировщик артиллерийского огня сидит в безопасном месте, а данные ему передает беспилотник. Большие дроны могут нести боекомплекты.

— И тем, кто посылает беспилотники против людей, людям противостоять труднее?

— Я видел, как дроны сбивали — облачко в небе…

"Они пришли бы к нам"

— Сейчас некоторые рассуждают так: не надо было начинать спецоперацию на их территории, вот если бы они пришли к нам…

— Через три-пять лет они пришли бы. И Мариуполь мог случиться в Казани! На двести процентов пришли бы!

— Почему так уверены?

— Я видел в их школах их учебники, читал, что там написано. Сказки для детсадовцев читал. Они считают, что мы враги, что нас надо уничтожать, нас надо загнать за Урал, а это их земля. А после мариупольской полиции что нам досталось, я вам скажу: в их "тревожных чемоданчиках" — практически в каждом были какие-то нацистские прибамбасы. Ремни, кружки со свастикой и всякое такое — просто волосы от этого дыбом! Для них это все — важные символы. Я ведь пошел туда еще и потому, что хотел убедиться лично в том, что про них нам говорили. И я уверен, что это правда, что они пришли бы. Американцы им еще бы дали и атомную бомбу, пожалуй. И они бы их кинули — и пошли в атаку.

— А еще говорят про "шайтанов" — наемников и воинствующих исламистов, которые воюют на стороне ВСУ в составе батальона ичкерийцев**.

— Сам я их не встречал. Но ребята, которые приехали воевать из Грозного, говорят, что они там есть, и их немало. Это слышно по переговорам.

"Это все же, по сути, война"

— Сегодня выросло поколение со своими представлениями о свободе — им трудно подчиняться командиру?

— Когда человек приезжает со своими представлениями, могут быть какие-то трения, но война* все быстро корректирует. Подразделение из выскочек, одиночек недолго просуществует — тут быстро приходит понимание важности дисциплины.

— Вы сказали "война"* или все же это спецоперация?

— По сути, это настоящая война*. Потому что задействована идеология, потому что гибнут мирные люди, гибнут дети. Даже при простом передвижении войск предусмотрены потери в 3 процента, а тут "двухсотых" насколько больше. И гибнут хорошие ребята. Наш генофонд, наши патриоты, они могли создать семьи, воспитать детей. А они закрывали собой товарищей, на гранаты падали.

— Но не все же поголовно там смельчаки?

— Вот был у нас такой момент — генерал подъехал и спросил, кто не хочет больше оставаться там. Так из трехсот только один шагнул вперед. А контрактники — мы с ними рядом были — это серьезные, адекватные мужчины, смелые — просто железные парни. И морские пехотинцы были — отличные ребята. Был "нефтяной" полк чеченцев, которые охраняют нефтяные вышки. Наш командир Мамед как раз из этого полка — так он нам на передовую сам, понимаете, сам, будучи командиром, привез воды! За рулем был — как это характеризует его человеческие качества, понимаете?

Или, было дело, один водитель спасовал ехать за ранеными на передовую. А чеченец выдернул его из машины и поехал под сплошным минометным огнем и вывез наших "трехсотых"! Мы потом шли по этой дороге, где он проехал, а вернее сказать, летел — живого места на ней не было, одни хвостовики мин торчали из асфальта… Но я не осуждаю тех, кто чего-то не смог. Это бывает. Есть, к примеру, горная болезнь, когда ноги отказывают, организм отказывается что-то делать. И здесь такое может быть.

— Какой совет дали бы тем, кто хочет поехать добровольцем?

— В Грозном набор добровольцев, насколько я знаю, прекратили. Сейчас будут воевать профессионалы, контрактники. Но тем, кто хочет участвовать в спецоперации, я советовал бы просто ехать туда, прихватить с собой свое снаряжение, если оно есть — оптику, например. Обувь взять надо свою, разношенную — если в новых ботинках пойдешь в бой, ноги будут сбиты. И вообще, воевать в своем — удобнее. И слушать более опытных товарищей — беречь себя и тех, кто рядом.

*Примечание редакции: спецоперация не является нападением, вторжением либо объявлением войны Украине.

**Ичкерия — непризнанное государственное образование, существовавшее после распада СССР на части территории бывшей Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР, лидером которого стал чеченский лидер, советский генерал ВВС Джохар Дудаев. С 9 января 1993 года властями России эта территория считалась Чеченской республикой в составе нашей страны.