Войти в почту

Пушкин и… поправки в Конституцию

Пушкинская экспедиция «Парламентской газеты», приуроченная к двухсотлетию путешествия поэта по Крыму, стартовала в день голосования по поправкам в Конституцию России. Так получилось не специально, но мне кажется, в этом есть что-то символическое. Уверен, Александр Сергеевич без колебаний проголосовал бы за поправки, одна из которых защищает нерушимость российских границ и российского статуса Крыма — такова логика жизни и творчества классика. Наша «машина времени«, за рулём которой находится один из лучших в мире знатоков Тавриды Иван Коваленко, мчится к Керчи, фотокорреспондент Алексей Васильев ещё раз проверяет затвор своего репортёрского оружия, а я листаю томик Пушкина. Те, кто полагает, что поэт был вне политики, не знают ни его жизни, ни его творчества. Прочтите хотя бы „Историю Пугачёва“ или «Клеветникам России». Показательно и поразительно, что именно в этом, написанном в далёком 1831 году стихотворении поэт канонизирует российский статус Крыма, как бы очерчивая наши государственные границы: «Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды, От финских хладных скал до пламенной Колхиды, От потрясенного Кремля До стен недвижного Китая, Стальной щетиною сверкая, Не встанет русская земля?..» Пройдёт без малого двести лет, и в 2014 году, после возвращения полуострова в состав России, пушкинские строки из этого стихотворения вновь зазвучат удивительно современно: «О чём шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России? Что возмутило вас? волнения Литвы? (Исправьте здесь на — Украины. — Автор.) Оставьте: это спор славян между собою, Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, Вопрос, которого не разрешите вы». Россия была для Пушкина абсолютной ценностью. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие», — писал он. И клялся своею честью, что ни за что не согласился бы ни переменить родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог. Судите после этого сами, поддержал ли бы классик, например, такую поправку в Конституцию: «Российская Федерация, объединённая тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признаёт исторически сложившееся государственное единство». Поэту всегда было отвратительно преклонение части российской интеллигенции перед Западом. «Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василия Львовича; пред M-me de Stael заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! Забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Всё это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко». Между тем, сама «Европа, в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна». Невежественна и неблагодарна и во времена Пушкина, и вчера, и сегодня. Сброшенный с пьедестала в Праге маршал Конев — тому символ. Пушкин не просто размышлял и писал о политике, но и, по сути, занимался ею практически. Классик был уверен: «Общее мнение имеет нужду быть управляемо». «С радостию взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, то есть, такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые все ещё дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению«, — писал Пушкин. Опыт издания „Современника“ в 1836 году как раз и был попыткой воплотить эту идею в жизнь. Поэт прекрасно понимал, что произойдёт, если средства массовой информации окажутся под контролем врагов России: »Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Самое глупое ругательство получает вес от волшебного влияния типографии. Нам всё ещё печатный лист кажется святым. Мы всё думаем: как это может быть глупо или несправедливо? Ведь это напечатано!» Никогда Пушкин не призывал ни к бунту, ни к революции. Политическая идея поэта — эволюционное развитие Российского государства. В 1826 году он написал по просьбе российского императора Николая Первого удивительно мудрую для в общем-то совсем молодого 27-летнего человека записку «О народном воспитании»: «Последние происшествия обнаружили много печальных истин, — заметил классик. — Недостаток просвещения и нравственности вовлёк многих молодых людей в преступные заблуждения. Политические изменения, вынужденные у других народов силою обстоятельств и долговременным приготовлением, вдруг сделались у нас предметом замыслов и злонамеренных усилий… Мы увидели либеральные идеи необходимой вывеской хорошего воспитания, разговор исключительно политический; литературу, превратившуюся в рукописные пасквили на правительство и возмутительные песни; наконец, и тайные общества, заговоры, замыслы более или менее кровавые и безумные». Согласитесь, вполне подходит для объяснения, например, волнений на Болотной. Или украинских событий 2013-2015 годов. Или того, что некоторые либеральные вожди хотят приготовить России в будущем. Пушкинская экспедиция «Парламентской газеты» приурочена к двухсотлетию путешествия поэта по Крыму. Прологом к ней стало восхождение наших журналистов 6 июня, в день рождения классика, на высшую точку Крыма — гору Роман-Кош. Корреспонденты газеты повторят маршрут пушкинского путешествия — проедут почти тысячу километров от Керчи до Перекопа, через Феодосию, Гурзуф, Никиту, Алупку, обойдут на яхте древний Карадаг, поднимутся по Чертовой лестнице в Байдарскую долину, побывают на мысе Фиолент, в Бахчисарае и Симферополе, и расскажут обо всем этом нашим читателям. Каждый день на сайте «Парламентской газеты» будет появляться дневник экспедиции с рассказом о пройденном пути, пушкинских местах, встреченных по дороге людях и сделанных открытиях. А в августовском номере журнала «Российская Федерация сегодня» увидит свет большой итоговый экспедиционный очерк.